Но мысли его витали далеко от стен барака и спертого воздуха. Воспоминания, вернувшиеся после шаманских мук, терзали его, как наваждение из иного времени. Картины, явленные ему под чарами зелья – дремучие леса, серебристые реки, лица незнакомых воинов – всё это оставалось чужим, словно страницы из книги, которую он когда-то читал, но не мог вспомнить, когда и зачем.

А что, если это и вправду осколки его прошлого? Что, если эти видения – не бред, а утраченная правда? Он чувствовал их кожей, будто вновь стоял на тех бескрайних равнинах, слышал звон мечей и крики сражающихся. Но странное дело: среди всех этих образов не было его самого. Он видел мир – но не себя в нём.

Будто он был не участником, а лишь… взглядом, скользящим над полями битв, над заснеженными пустошами, над чужими судьбами. Эта «новая жизнь» казалась одновременно и знакомой, и чуждой – он знал очертания лесов, цвет неба, расположение звезд, солнце, облик существ, но не помнил, или не понимал свою роль в этом мире.

И теперь, как дитя, впервые открывающее глаза, не знал, как жить в этом мире – но он учился заново. Некоторое взаимодействие с чем-либо давало осознание, как надо делать, возвращались ещё какие-то крупицы воспоминаний. Но в большей степени он заново познавал мир, существ и отношения между людьми. Редко воспоминания и осознание приходили во сне. Какие-то обрывки, куски картин и воспоминаний восстанавливались и складывались не только в готовые решения, но и в знания, которые ещё отсутствовали вчера.

Одно он знал точно: даже вспомнив мир, он так и не вспомнил себя.

…Снова пронзительный звон, утро, люд спешит на завтрак и на работы. Столовая. Шин получил еду и пошёл к столу, где уже сидела вчерашняя компания. Сегодня утром, как ни странно, он чувствовал себя гораздо лучше, чем вчера. Мышцы вроде не болели, раны чувствовались гораздо меньше, энергии было достаточно. Поздоровавшись с товарищами, он присел рядом с ними, начал есть, стараясь поддержать беседу.

–Всё же я считаю, что надо делать, так как я говорю. Я смотрел вчера, как мы работаем, и меня озарила эта гениальная идея. Я вам всё объяснил уже два раза, и Андей со мной согласен!

–Да, я полностью согласен с Саланом, производительность реально должна вырасти, и уставать будем меньше. Ну, а если не получится – ничего не теряем, будем работать, как раньше, и всё.

У других тоже возражений не было.

– Сегодня снова в карьер, Шин. У меня возникла идея, которую мы обсудили, пока тебя не было, и единогласно приняли. Ты пока ешь, а я расскажу, как сегодня будем работать – возможно, получится загрузить больше телег. В общем, нас пятеро, вчера мы сначала все кололи камень, потом двое загружали и отвозили за несколько ходок большую часть камня, потом снова с нами кололи. Я думаю, надо меняться по видам работ. Сначала колем камень все, потом, когда его набирается достаточно для нескольких тележек, трое продолжают колоть породу, четвёртый начинает грузить, пятый – возить. После трёх-четырёх тележек тот, который возил, начинает колоть, который наполнял – начинает возить, а один из троих, что кололи, начинает наполнять телеги. Ну, и будем делать небольшие перерывы. Я думаю, так у нас будет больше сил оставаться, теоретически, не так будем уставать от одних и тех же действий. Но если не попробуем – не узнаем!

– Я согласен со всем, что ты сказал, так что я готов!

Быстро закончив с завтраком, бригада отправилась на работу тем же путём, пройдя всё те же процедуры, что и вчера. В карьере было по-прежнему. На месте работали уже несколько бригад, но только сегодня Шин заметил, что вокруг карьера всё же присутствуют солдаты, которые, скорее всего, пресекли бы побег с карьера, если бы кто-то на него решился.