Каждый удар молотком по кайлу отдавал болью в мышцах и суставах. Он чувствовал, как тело подводит его, но понимал, что сдаваться нельзя. Его компаньоны, хоть и молча, но поощряли его своими действиями – они продолжали работать, стараясь не замедляться. Это подстёгивало Шина, заставляя его искать в себе последние силы. В какой-то момент он остановился, чтобы перевести дыхание, и встретился взглядом с одним из своих напарников. Тот лишь кивнул ему, давая понять, что нужно продолжать.

С большими усилиями телега была наконец заполнена. Шин с трудом выпрямился, облокотившись на инструмент. Весь его мир в этот момент сузился до ощущения боли, усталости и шума вокруг. Ему хотелось просто упасть на землю и лежать, не думая ни о чём.

–Извините, но у меня практически не осталось сил, наверное, зря вы меня с собой взяли, я для вас обуза, толку от меня совсем немного…

–Ничё, ничё, – улыбаясь сквозь бороду подбодрил Джанни, – сегодня мы тебе поможем, завтра – ты нам, мы тоже так начинали!

Шин уже не колол камень, а собирал куски и складывал в тележку. Везти он её тоже уже не мог, но наполнял по-прежнему ловко. Получалось, что пока он собирает одну телегу, Винни отвозит и возвращается за другой, уже наполненной. День близился к концу, пятая телега была заполнена. Посовещавшись, трудяги решили на сегодня закончить и отправиться на территорию профилактория.

Обратно ехали на телеге с камнем, она делала небольшой крюк, заезжала на производство, где добываемую породу обрабатывали для использования в строительстве или где-то ещё. Шину это было совсем неинтересно, и он не вникал в подробности. Он чудовищно устал и не понимал, что у него больше болит – мышцы или раны. Производство по обработке камня находилось немного поодаль от города, по пути до него были всё такие же участки с посадками, кустарники, плодовые деревья и одноэтажные лачуги и сараи.

Этот пейзаж угнетал и без того уставшего мужчину: первый день из двадцати трёх предстоящих месяцев не вселял никакого оптимизма, а тут ещё грустные лачуги и покосившиеся сараи, такие же, как и его мысли и мечты о скорой свободе. Настроение у его бригады напротив было приподнятым от того, что закончен трудовой день, что он был не так уж и плох и даже вполне успешен. Добравшись до производства, они пересели в пустую телегу, которая следовала до профилактория, а потом опять в карьер. Видимо, в карьере некоторые бригады трудились допоздна, а может быть, и ночью.

Отметившись у старших нарядчиков, можно было идти есть, отдыхать или заниматься, чем душа пожелает. Как такого ужина в профилактории не было, приезжающие с работ заходили в столовую в удобное для каждого время, брали паек, проставляя значок в книжечку, которую Шин получил утром. Позже он узнал, что таким образом еду можно было брать сколько угодно раз, но за каждую дополнительную порцию вычитали по тридцать медяков. Вода была бесплатной. В паек входило два больших куска хлеба, варёное гусиное яйцо внушительных размеров и примерно такой же кусок сыра, иногда давали сырой лук и капусту.

У Шина почти не было аппетита, он нехотя пожевал кусок хлеба, а оставшееся яйцо отдал своим новым товарищам. Попрощавшись до завтра, он побрёл в барак, где его уже встречал Саав.

–Ну что, я смотрю первый день прошёл неплохо! – гоготнув по обычаю, Саав, хотел похлопать Шина по плечу, но передумал и просто махнул рукой.

– Да, просто отлично… – еле выдавил тот, двигаясь уже к своему месту.

Подходя к своему ложу, Шин увидел спешащих к нему санитаров – существ, исполнявших свою службу с безмолвной точностью, будто механизмы некоего великого и безжалостного порядка.