Часовщик забытых сердец Андрей Добрый

«Время лечит лишь тех, кто не боится вспоминать.»

Веселундия вздыхала, укутываясь в покрывало вечерней прохлады. Воздух, густой от аромата жасминовых конфет, растущих вдоль тропинок как живые изгороди, смешивался с запахом свежеиспеченных булочек «Утренний Смех» из пекарни Братьев Блинчиков. Над крышами, похожими на перевернутые чашки для какао, парили летающие зонтики – стая разноцветных медуз, трещавших от электрических разрядов и оставлявших за собой радужные шлейфы. В самом сердце городка, на Площади Внезапной Радости, булькал Фонтан Сюрпризов. Он извергал не воду, а жидкий свет, струи которого переливались всеми оттенками смеха: от озорного оранжевого до задумчивого сиреневого, от стыдливо-розового до искрометно-золотого. Иногда из светящейся пучины выпрыгивали рыбки-фейерверки, взрываясь высоко в темнеющем небе брызгами искрящихся эмодзи – сердечек, звездочек и смеющихся рожиц.

На краю этого волшебного кипения, свесив ноги так, что кончики его вручную разукрашенных маркерами «на удачу» кроссовок почти касались светящейся воды, сидел Джо-Джо Весельчак. Его огненно-рыжие волосы казались темнее в сумерках, а веснушки, словно рассыпанные чьей-то щедрой рукой золотые пылинки, почти сливались с кожей. В пальцах он вертел осколок циферблата – теплый, с чуть зазубренным краем. Последняя память о Тихоне. Будильник-друг, жертвуя собой, разлетелся на части, спасая своих друзей и саму Веселундию, теперь напоминал о себе лишь тихим звоном крошечной шестерёнки, которую Джо-Джо носил в кармане жилета, рядом с камнем в виде Чихающего Кота.

– Эх, дружище… – Джо-Джо подбросил осколок, ловя его с привычной ловкостью, будто это была не стекляшка, а волшебная монетка судьбы. Он прижал его к щеке. – Без твоих утренних песен… Даже солнце встает как-то неохотно. Или это только мне так кажется? Помнишь, как ты заливался «Вставай, соня, а то опоздаешь на Облачную рыбалку!»? Хотел бы я услышать этот звон… Хоть разок… Как раньше…

Рядом, растянувшись на теплой плитке из шоколадного мрамора, дремал Бублик – пёс-сыщик, чья шерсть цвета закатного апельсина сливалась с отблесками фонтана. Его большие, бархатные уши вздрагивали при каждом веселом всплеске, а нос, украшенный звездой-шрамом от давней встречи с колючкой кактуса-насмешника, подергивался, улавливая невидимые следы прошлого и будущего. Внезапно пёс громко чихнул – «Апчхи-бум!» – и из его ноздри вырвалась крошечная конфетти-бабочка, сверкнув радужными крылышками. Она, порхая как запятая в воздушном предложении, спикировала прямо в светящийся поток фонтана. Вода тут же вздыбилась, закружилась воронкой и с мягким булькающим звуком, похожим на удивленный вздох, вытолкнула на поверхность стеклянную бутылку странного вида. Она была темно-зеленой, как бутылочное стекло склянок из старых аптек, а бирюзовая пробка была туго обмотана колючей, ржавой проволокой, от которой веяло запахом старого железа и заброшенных чердаков.

– Гизмо, смотри! – закричал Джо-Джо, едва не свалившись в фонтан в порыве азарта. Он схватил скользкую бутылку. Бирюза на пробке светилась изнутри холодным, таинственным светом, словно зрачок древнего духа, уснувшего на дне океана времени. – Это же послание в бутылке! Настоящее! Как в книжках про пиратов!

Гизмо, девочка в комбинезоне цвета засохшей голубики, щедро перепачканном машинным маслом и карамельными подтёками, сидела под раскидистым механическим зонтом, собранным из шестерёнок разного калибра. Она оторвалась от паутины проводов «Смехометра 2.0», который тихонько пощелкивал у нее на коленях.

– Джо, стой! Не спеши! – предупредила она, прищурив один глаз, как делала всегда, когда включалось ее «техническое чутье». – Помнишь историю с «Невинной Коробочкой Сюрпризов»? Та, что с печатью Хохов? Из нее вылез тот противный клоун-пожиратель носков! Чуть не сожрал все мои полосатые! Может, тут тоже ловушка?

– Но тут нет их жуткой рожицы-печати! – возразил Джо-Джо, тряся бутылку и пытаясь разглядеть смятый лист внутри сквозь толстое стекло. – Видишь? Вместо нее – нарисованы песочные часы! Странные… Надо срочно найти Ворчуна! Он такие штуки как орехи щелкает!

– Не надо меня искать по всему городу, я уже здесь. Да, и песочные часы, скажу я вам, куда страшнее рожиц! – раздалось ворчливое бормотание из-под ближайшей груды деревянных ящиков с кривой надписью «Осторожно! Ностальгия! Остро!». Оттуда, шумно отряхивая пыль со своего потрепанного жилета, вылез Ворчун. На руках он бережно держал котенка Лирика, который с мурлыкающим усердием жевал имбирный пряник в форме гитары. – В мои времена, когда время текло помедленнее да пораздумчивее, такие штучки вскрывали с опаской. Одна взорвалась облаком сожалений прямо на Рыночной площади. Один парень, старина Боббин, потом сто лет вспоминал, как недоел свой любимый бутерброд с мармеладом и мраморным сыром в 302-м году! Весь извелся!

– Но мы же не можем не узнать! – воскликнул Джо-Джо, его пальцы уже сжимали бирюзовую пробку. Он резко дернул. Проволока вокруг горлышка ожила, змеей метнулась и обвила его запястье ледяными, колючими кольцами. – Ой!

– Я же говорила! – вскрикнула Гизмо, хватая отвертку.

Но Джо-Джо, не растерявшись, ловко укусил злобную проволоку. Раздался тонкий, скрежещущий визг, и металл рассыпался в воздухе ржавой пылью, пахнущей старыми гвоздями и слезами. Из бутылки выпал пожелтевший лист пергамента, исписанный неровными, прыгающими буквами, будто писали его во время сильного шторма или на бегу: «Не ищите Тихона – ищите того, кто его создал. Он в Городе Утраченных Дат. И… простите меня.»

Джо-Джо замер. Кровь отхлынула от его лица, оставив веснушки яркими точками на бледной коже. Он тыкал дрожащим пальцем в маленькую кляксу в углу письма – кляксу, удивительным образом напоминавшую грустный смайлик.

– Это… – он прошептал, голос сорвался. – Это мой почерк! Но… но я же не писал этого! Никогда! Или… – его глаза расширились от ужаса и догадки, – или писал? Позже?

– Возможно, писал, – Ворчун ловко выхватил письмо у него из рук, поднес к своим глазам, которые в сумерках светились, как два старых, но надежных фонарика. Он долго вглядывался, водил пальцем по строчкам. – Да… Видишь, как дрожат чернила? Они не просто высохли. Они… вибрируют. Словно поют тихую песенку. И поют они в ритме… завтрашнего дня, друг мой. Это письмо приплыло к нам из будущего.

– Как?! – Воздух рядом с ними заколебался, и из-под плитки, роняя пару перепуганных светлячков, всплыл Пусик – призрак, плотно укутанный в свой вечный полосатый шарф, скрывавший его с ног до невидимой головы. Его голос звучал эхом из-под шерстяных слоев. – Мы что… мы уже ходили туда? И… забыли? Опять? Как в прошлый раз с Лунным Лабиринтом?

– Хуже, привидение, куда хуже, – Ворчун тяжело вздохнул и развернул карту, нарисованную с детской непосредственностью на салфетке от знаменитого пирога с сюрпризом миссис Крендель. Карта была испещрена загадочными значками и пятнами от варенья. – Город Утраченных Дат… Это не просто место. Это архив вселенной, чердак мироздания. Туда попадают забытые «спасибо», недописанные письма, обещания, данные шепотом, дни рождения, которые так и не отметили… Там пылятся потерянные надежды и мечты, которым не хватило смелости. И если создатель твоего Тихона затерялся там… – Ворчун посмотрел на Джо-Джо прямо, – то он либо величайший мудрец, познавший цену времени, либо… либо сумасшедший, которого время съело по кусочкам.

– А попасть туда можно только через Разлом Сожалений! – воскликнула Гизмо, щелкнув каблуками своих реактивных ботинок. Зашипели мини-двигатели. – Я читала в «Энциклопедии Невероятного, Том VII: Время и Прочее Неудобное»! Он выглядит как трещина в самой реальности, пахнет старыми книгами, пылью чернильных орешков и… и грустным шоколадом, который забыли в кармане.

– Но где он? – Джо-Джо вскочил на ноги. Осколок Тихона в его руке вдруг зазвенел тонко и настойчиво, словно крошечный колокольчик-компас.

– Р-р-ррр… – зарычал Бублик, внезапно поднявшись. Его шерсть встала дыбом вдоль хребта, а взгляд был прикован к глухой стене старого амбара для Храпящего Сена, стоявшего в углу площади. – Гав! Гррр…

Там, где раньше была лишь шероховатая древесина, теперь зияла трещина. Не широкая, тоньше паутинки, но она пульсировала мерцающим фиолетовым светом, как плохо зажившая рана. И если приглядеться, внутри нее, словно кадры старой пленки, мелькали тени: гигантские, раскачивающиеся маятники; листья календарей, облетающие с невидимых деревьев; циферблаты часов, которые пожирали свои собственные стрелки с тихим, металлическим скрежетом.

– Подождите! – Пусик вдруг метнулся вперед, его дрожащий шарф инстинктивно обвил ноги Джо-Джо, руку Ворчуна и хвост Бублика, пытаясь удержать. – А если… если мы забудем себя там? Или… или превратимся в числа? Я не хочу быть восьмёркой! Она такая… круглая и беззащитная! А нуль? Он вообще пустой!

– Превратишься в восьмерку – привяжу к тебе самый пестрый воздушный шарик из лавки мистера Пончика, – пообещал Джо-Джо, пытаясь улыбнуться, но его голос дрогнул. Он засунул руку в карман и достал платок – не простой, а вышитый неуклюжими, но старательными стежками. На нем был изображен будильник. Последний подарок Тихона. – Мы вернемся. Все. И Тихон тоже. Обещаю.