– Убить его, – Ромул настойчиво продолжал в том же духе, – чтобы он больше не мог жечь деревни.

– Но почему вы так уверены в том, что он будет жечь эти треклятые деревни? – Трибун терял терпение. – Почему так тяжело понять, что если вы проливаете кровь, то…

Но он перебил его взмахом руки.

– Обождите. – Голос его на нотку повысился. – Про уверенность заговорили вы. Еще с самого начала я сказал, доверяйте моему опыту…

– А вы, я смотрю, совершенно не скромный человек.

– Скромность – удел женщин, – он довольно усмехнулся, будто одной гениальной мыслью опровергнул весь ход рассуждений, – а я, что, должен вести себя как баба?

Магнус нашел, за что уцепиться.

– Вы уверены в том, что ваш опыт отвечает на все вопросы?

– Мой опыт показал себя в деле, – он кивнул самому себе, – шестьдесят лет, все-таки. Но это не уверенность, боги правые. Что за паскудное слово уверенность? То ли вера, то ли нет.

– Личный опыт чересчур субъективен.

– Не гневайтесь, но вы в свои двадцать слишком еще мало пожили, чтобы говорить, что субяктивно, а что несубяктивно…

«Здесь, дорогой центурион, вы ошибаетесь, на поприще сенатских дебатов один год проходит, как десять лет, это вам не игра в догонялки за призраками мятежников и бандитов!» – но вслух Магнус этого не сказал, ибо продолжать диалог можно было до бесконечности, а к согласию так и не прийти. Окунувшись в мерцание луговых перезвуков, он отошел к вымосткам дороги, слушая, как Ги обменивается мнением о сегодняшнем дне с одним из солдат, как всхрапывает Пустельга, и как раздается смачное цок-цок из-под ее копыт, то ускоряясь на йоту то теряясь в общем гуле.

Небо оттянуло облака к морю, сияя лазоревым атласом. Близилась долгожданная встреча с городом. Всадники спустились в долину.

АРГЕЛАЙН – передавал указатель на рунах эфиллики7. Под надписью было выщерблено оставшееся расстояние. Десять стадий8 – всего-ничего. Всадники подстегнули коней.

Аргелайн называли городом над городами. С его высоких иззубренных стен Империя диктовала волю зарубежным странам, следила за морскими просторами, бдительно охраняла мир на своих землях. Тысячи и тысячи миль занимала она, раскинув паутину дорог по четырем сторонам света, но в каком бы захолустье не находился странник, дороги приводили его в Аргелайн.

Сюда отец бывало возил их с братом на различные мероприятия. Будущий трибун пропадал в скриптории, зачитывая до износа книги, постигая азы философии, музыки, грамматики. Пока Сцевола стремился в политику, Магнус мечтал о приземленных вещах: о маленькой копии дворцового скриптория, с книгами, открывающими полезные секреты, об инструментах горных жителей или старинных картах, но больше всего – о внушительном десятитомнике Истории Эфиланской Империи за авторством Тита Теренция. Уж что-что, а надежду изучить это чтиво Магнус так и оставил в ушедшей юности.

– Предлагаю остановиться в кумпоне «У старого винодела». – Шорох мыслей развеял голос Гиацентро. Магнус посмотрел на курносого мальчика, отметив его схожесть с Сцеволой, когда брату было примерно столько же, сколько Ги. – Или, как вариант, есть пандокей «Аквинтар». Мы бывали там в прошлом году, помните? Вам понравилось.

«Надменности не достает, а так вылитый Гай…»

– Я бы предпочел что-нибудь среднее. «У старого винодела» хороший выбор, но обслуживание оставляет желать лучшего, как и во всяком постоялом дворе. – «Один ворчливый конюший чего стоит!» – В Уделе Фавна мы ужинали и то лучше, чем там. Пандокей? Да, вариант хороший, слишком хороший, но не хочется разбазаривать огромные деньги на одну ночь.

«Входишь туда сенатором, а выходишь нищим».