Потом центурион приказал двум из сопровождающих проверить тракт. Ветер изменил направление и волна взмахом, как из ковша, обдала Магнуса водой. Он заморгал. Под плащом взмокла туника. Светлые волосы неуклюже прилипли ко лбу.

Он и не заметил, как с ним поравнялся Гиацентро.

– Глядите, еще час, и мы на месте. Вот уж не… – заговорил он, но раскатистый гром оборвал его на полуслове. – Вот уж не думал, что доберемся. А вообще, это правильно, что вы выбрали Тибериеву дорогу, так бы еще шли весь день до реки…

Магнус посмотрел на Ромула, делающего вид, что следит за ходом разведки, но едва слышно бормочущего себе под нос, проклиная погоду, свое задание, эту «чертову» Тибериеву дорогу и конечно «безмозглого патриция», как он мог бы обозвать Магнуса, если бы не вежливость, мешающая называть вещи своими именами. Казалось, недалек час, когда Ромул пошлёт его туда же, куда посылал катиться колбаской надоедливых помощников. Пусть терпит. Магнус с радостью бы остался дома.

– Боги, ну и дождина! – протянул Ги. – В море-то небось воды поменьше!

«Лей-лей, дождь, не поскупись» – Магнус улыбнулся, в шутку представив, как ливень вызывает потоп и волны смывают великую столицу Империи, Аргелайн, вместе с вычурными дворцами, рынками, казармами и стенами, что позволяет ему вернуться обратно.

Именно в Аргелайне, на большом рынке рабов, он и нашел Ги. Нужен был домочадец, присматривающий за таблинием1 в их семейной вилле в Альбонте и выполняющий мелкие поручения по работе, а выносливый и энергичный десятилетний пацаненок выглядел для такой работы достаточно смышленым и при этом не слишком затейливым. Шесть лет прошло, или семь, Магнус еще только начинал карьеру народного трибуна под покровительством старшего брата…

Ги собирались продать за три квинта2. Магнус перекупил раба, видя, как несгибаемо он сопротивляется, ищет лазейки, кусает руки работорговца и получает за это кнутом. Получает, да, но продолжает свои напрасные попытки, и никто ему не судья – ни города, ни государство, ни боги. Вопрос, почему именно Ги, а не «вон та прелестная смуглокожая дева из далекой Залеи», никогда не стоял остро перед трибуном, хотя мальчик ничем особым не выделялся, просто из множества добродетелей, которыми живет человек, величайшая по мнению Магнуса – это стремление к свободе.

Три весны тому назад он освободил Ги от рабской повинности и даровал ему права вольноотпущенника. Что вы думаете? Ги остался. Любой амхорит3 на его месте ушел бы на родину, получил работу по распоряжению архонтиссы, построил бы хижину в одном из коралловых городов. Но не Гиацентро. Укрывающийся серым льняным плащом, подставивший лицо оттенка голубых облаков под слезы дождя, он один пожалуй чувствовал себя менее прескверно, чем остальные, и с сыновней верностью готов был следовать за патроном4, куда бы тот не отправился.

По обоим краям грунтовых обочин лежали травянистые дебри, усыпанные высокой полынью. Всходы деревьев, отбившихся от перелеска, поглощала надменная поросль разнотравья. На обочине Магнус узнавал следы копыт и сапог. В углублениях, созданных ими, водворились лужицы и стремительно увеличивались, благодаря ливню. Иногда над головой пролетала стрекоза, спеша к далекому озеру, но уже через секунду падала и исчезала в траве.

Дорога стала извиваться, изредка как бы наклоняясь, пробегая по дну низины. Неровная местность таила рытвины и овражки, и они попадались тем чаще, чем резче тракт поворачивал на юг, к великому Аргелайну.

Вернулись разведчики и принесли неприятные вести: в рощице, которая обнимает дорогу в часе езды отсюда, выкорчеваны деревья и разложены поперек тракта, их не более трех, но хватит, чтобы составить большие проблемы. Узнав об этом, Ромул выругался, как сапожник, помянув в сердцах дракайн, амфисбен и ламий, его брань на миг перекрыла стрекот дождя, рассыпающегося в бесконечном падении на базальт, и заставила Магнуса вздрогнуть.