Меня прервал Ринча:

– Неизвестно… Как, впрочем, и об остальных бурятских родах. Но могу предположить, что хуасайцы – это тюркские племена, присоединившиеся к хоринцам. Хуасаевцы живут на том же месте, где и кочевали меркиты, а кочевали они по Селенге…

Потом Ринча продолжил, после некоторой паузы, видимо, надеясь, что его мысли подхвачу и я.

– Мы не историки, конечно, но нужно помнить, что Хоридой – предводитель хори-туматов. У него было три жены, одна из них Шаралдай, красавица, белоликая, она родила пятерых сыновей, один из них Хуасай, вот он то и стал основателем рода хуасай…

– Хубдут – это тоже меркиты, – вставил я. – Мой отец из рода улаалзай хубдут. И я предпочитаю считать себя хубдутом, по мужской линии.

– Если ты хори-хубдут, должен знать… Хори еще в шестнадцатом веке жили во внутренней Монголии. Они шли из Наи Нава, остановились было там, но потом ушли оттуда – почитай сказание о Бальжин-хатан…

– Не так все однозначно, есть различные версии..

– Да, ладно, не в этом дело… Слушай, – говорил сосредоточенно Ринча, – мы говорим с тобой о своих бабушках. Они оставили неизгладимый след в твоей и моей жизни.

–Да, конечно…

– Думаю, бурятам нужно возродить, как в царские времена, бурятские женские гимназии… Именно женские! Девочек учить отдельно от мальчиков. Помимо классического образования, давать им прочные знания по бурятскому языку, о наших традициях, обычаях бурятского народа, разучивать бурятские песни, сказки… Девочки – будущие мамы, бабушки. Они воспитают настоящих буряток и бурятов…

Мы удивленно посмотрели друг на друга. И вправду, хорошая идея. Но я заинтересовался рассказом Ринчи о Цесаревиче и попросил продолжить прерванный его монолог:

– Она и рассказывала, в чистом поле вблизи реки Ингода построили юрточный городок, в центре которого для Цесаревича поставили юрту из десяти раздвижных стен с полным убранством. Построили трибуну для зрителей, буряты состязались в борьбе, организовали конные скачки, игры, борцовские ристалища, стреляли из бурятских луков. Борцы оделись в темные шаровары, голенища закатали выше колен, боролись по пояс с голыми торсами, а лучники одели летние дыгылы из китайского шелка. Волшебное, почти сказочное представление организовали ламы: они тянули за длинные ремни колесницу, впряженную в самодельного слона. Слон почти как живой. Колесница окружена музыкантами дацанского оркестра, мелодии которого покрывались ревом огромных труб ухэр-бурэ, якобы подражающих голосу небесного слона. Процессию охраняли вооруженные нагайками ламы, свирепо отгоняющие злых духов, осмелившихся приблизиться к колеснице. Это зрелище очень понравилось Цесаревичу, он долго аплодировал ристалищу. Цесаревича встречали хлебом-солью, было много знамен, словом, торжество закатили… охренеть можно. Так вот, Цесаревич, когда закончил церемонию награждения бурят и сфотографировался с ними, сказал:

– Благословляю вас жить в мире и дружбе, жить по-совести и справедливости…

– Ты хочешь сказать, русские цари повторяются?!

– Конечно, – распалялся Ринча. – Если раньше духовные скрепы означали православие, самодержавность и народность, то теперь такой идеологии нет, но мантра «жить по совести и справедливости» осталась…

Ринча, спонтанно закончив монолог, показалось, призадумался, но вдруг продолжил речь:

– А не хватает нам, нынешним россиянам, нравственности. Ведь это так просто – быть нравственным. Помнишь, у Соловьева есть изречение, помнишь?! Он под нравственностью понимал стыд, жалось и страх Божий. Я и бросил-то коммерческие свои дела из-за стыда, рядом со мной, на одной улице, живут бедные семьи, не нищеброды-алкоголики, а великие служители народа – учителя, врачи… И вот мне стало стыдно, имею магазины… словом, жирую… Нужна государственная идеология, как при коммунистах, человек человеку…