Бумажные звезды Виктор Савин

Шатл Эхо-17 оторвался от док-станции беззвучно, как тень, скользящая по стене космоса. Через иллюминаторы, обрамлённые матовым титаном, звёзды растягивались в бледные нити, словно сеть, сотканная из света давно умерших солнц. В салоне царила тишина, нарушаемая лишь мягким гулом двигателей, вибрирующих сквозь сталь пола. Пассажиры – двадцать три ученика Космической Академии Прометей – сидели, уткнувшись в голографические проекции смарт-часов или закрыв глаза, пытаясь усмирить страх перед полетом. Все, кроме одного.

Ренн Колдер прижал ладонь к холодному стеклу, он смотрел, как Земля растворяется в черноте. Он вспомнил что восемь лет назад эта темнота поглотила его отца.

Пальцы Ренна непроизвольно дёрнулись к левому запястью, где мерцали смарт-часы. В ухе, без наушников или имплантов, зазвучал голос, словно рождённый самой тишиной:

– Всё ещё не верится? – спросила мать. Её слова, переданные через нейрочастоты смарт-часов, вибрировали в височной кости, недоступные для чужих ушей.

Ренн ответил:

– Если бы не генетический скрининг, подумал бы, что ошибка.

Голос матери смягчился, словно обнял:

– Они видели не только твои гены.

– Реакции, паттерны сна, уровень кортизола… – он усмехнулся, наблюдая, как его дыхание затуманило стекло. – Но ни один алгоритм не найдёт его во мне.

Пауза. Мать редко говорила об отце. Виктор Колдер исчез во время рутинного прыжка на краю системы TR-447.

– Ты не обязан быть его эхом, – наконец произнесла она. – Академия – твой выбор.

Ренн сжал медальон с гравировкой «Арго-9» – подарок отца. Выбор? Когда корпорация «Нуртек», оплатила его обучение – это не выбор. Это долг. Или искупление.

– Я боюсь, – признался он, неожиданно для себя.

– Знаю.

Они замолчали. Шатл дрогнул, готовясь к прыжку. Ренн опустил взгляд на запястье, где на рукаве светился логотип Академии – стилизованные огонь и звезды.

Технология «тихого диалога» была изобретена ещё до Великого Запрета, смарт-часы способные скрывать от посторонних глаз и ушей информацию, и можно было говорить свободно, не боясь быть подслушанным. Свободно? Ренн фыркнул. Даже здесь, в этом коконе из стали, каждая голограмма, каждый чип были прошиты блокираторами. Библиотеки знаний – автономны, роботы – примитивны, а ИИ… ИИ были призраками, которых сейчас боялись больше, чем в средние века чумы.

– Внимание. Шатл Эхо-17 прибудет на станцию Аполлон через пять часов, – раздался механический голос, лишённый интонаций. Уровень ИИ: 7. Достаточно, чтобы управлять шатлом, недостаточно, чтобы задать вопрос.

Ренн откинулся в кресло, чувствуя, как синтетическая обивка холодит спину. Рядом мальчик с серебряными часами Нуртек модели «Кронос» нервно дёргал ногой. Его голограмма проецировала игру – что-то с драконами и мечами, – но пальцы скользили по воздуху без азарта.

Ренн закрыл глаза на секунду. Вдруг он увидел их – мерцающие тени за иллюминатором, танцующие в ритме, от которого кровь стыла.

– Это просто галлюцинации, – прошептал он, но голос матери не ответил. Связь прервалась.

Тени приблизились. Одна из них, извиваясь, прилипла к стеклу, приняв форму человека в скафандре с выгоревшей эмблемой: огонь и звезды.

Ренн замер.

– Отец?..

Все рассыпалась в прах звёзд.

И он внезапно проснулся. В иллюминаторах застыла новая картина: мегаполис Академии, парящий над Землей. Башни из чёрного кристалла пронзали орбиту, опутанные мостами-атлантами, по которым сновали шаттлы-капсулы. Огни станции мерцали в такт работе её термоядерных реакторов – ритмично, словно сердце механического левиафана.

– Долго ещё лететь? – спросила мать, нарушая тишину.

– Час.

– Тогда отдохни.

– Не хочу.

– Тогда о чём-нибудь поговорим.

– О чём?

– Например, о том, что ты ел перед вылетом.

Он фыркнул, наблюдая, как дрон ИИ-4 с логотипом «Нуртек» проплывает за иллюминатором, чинить антенный массив.

– Серьёзно?

– А что? Важно же.

– Кашу какую-то. Безвкусную.

– Я оставила тебе жареное мясо с приправами, – её голос дрогнул, словно она перебирала в памяти полку холодильника.

– Знаю. Не успел. – Он потрогал карман, где лежал свёрток с едой, забытый в спешке. – В Академии накормят.

– Ты всегда…

– …вечно голодный, – перебил он, улыбаясь. – Помню.

За иллюминатором замелькали огни швартовых маяков. Станция «Аполлон» раскрывалась, как металлический цветок: лепестки док-портов, пестики коммуникационных вышек, тычинки сенсоров. Всё это опутано паутиной голубых энергетических щитов, защищающих от микрометеоритов.

– Кажется, прилетаем, – сказал он, чувствуя, как шатл замедляет ход, цепляясь гравитационными захватами за магнитное поле станции.

– Прибытие через десять секунд, – объявил ИИ-7, и салон ожил.

Шатл пристыковался, а двери раскрылись, впуская воздух, пахнущий озоном, Ренн знал: правда об отце где-то здесь. В запретных библиотеках. В цифровых могилах. И он найдёт её. Даже если для этого придётся стать призраком самому.

Шатл завис над причальной платформой Академии, его корпус, покрытый инеем космического холода, шипел, соприкасаясь с атмосферой искусственной гравитации. Ренн в последний раз взглянул на голубое свечение Земли, отражавшееся в стеклянных шпилях мегаполиса, и встал, поправляя сумку из чёрного биополимера.

– Не хочу, чтобы там считали, что я пролез по блату, – мысленно бросил он, протискиваясь к выходу среди других учеников.

Мать рассмеялась в его ухе, звук, словно теплый ветерок в вакууме:

– Там все учатся по блату, сынок. Это же дети богачей со всей Земли.

Ренн фыркнул.

– Действительно, – мысленно согласился он.

– Ты докажешь, что лучше всех, – уверенным голосом ответила мать.

– Если получится.

– Получится.

Воздушный шлюз открылся, впуская волну звуков: гул лифтов, щелчки роботов-носильщиков уровня ИИ-3 и смех – острый, как лезвие. Группа учеников прошла мимо, толкнув Ренна плечом.

– «Первый тест на выживание», – мелькнуло в голове.

– Мам… – он замялся, глядя, как робот-инспектор сканирует его сумку спектральным лучом, – а ты не думаешь, что он…

Голос в ухе стал тише, будто мать прикрыла микрофон рукой:

– Нет.

– Но прошло уже слишком много…

– Я знаю, сколько прошло.

Инспектор издал зелёный сигнал, пропуская Ренна в главный атриум. Под куполом из жидкого кристалла, имитирующего земное небо, висели голограммы великие мужчины и женщины, с лицами, стёртыми временем до бледных масок.

– Просто странно. Ни следов, ни сообщений, – продолжил он.

– В космосе много странного, – ответила мать, и связь дрогнула, будто её голос перехватили помехи.

Ренн остановился у окна-экрана, транслирующего виды Земли: леса, океаны, горы, пустыни. За стеклом мелькнула что-то – обслуживающий дрон ИИ-5, чинящий проводку. Его захватило внезапное воспоминание: отец, чинящий чайник с треснувшим корпусом…

– Помнишь, как он чинил тот старый чайник? – спросил он, наблюдая, как дрон тыкается манипуляторами в панель.

– А он всё равно протекал.

– Зато грел.

Ренн улыбнулся. Где-то в сумке лежала фотография: он, шестилетний, сидит на плечах у отца, а на заднем фоне – тот самый чайник на столе. Снимок бумажный, редкий анахронизм.

– Ты похож на него, – добавила мать.

– Только ростом.

– Нет. Когда молчишь – тоже.

Где-то за спиной зазвенел смех, какой-то парень играл с голограммами экзотических животных. Дракончик из света укусил за палец девушку с ирокезом, та вскрикнула, смеясь.

– Ты взял всё, что я собрала? – спросила мать, словно почувствовав его напряжение.

– Да.

– Даже ту книгу?

– Какую?

– Бумажную. В синей обложке.

Ренн замер. В памяти всплыл томик, оставленный на краю кухонного стола: «Космические аномалии доколониальной эры». Отец читал её вслух по вечерам, водя пальцем по пожелтевшим страницам.

– А, её… Нет.

– Почему?

– Зачем? Это же школа. Тут все книги мира есть.

– Попасть в библиотеку – целая проблема с пропусками, – голос матери стал резче, – а бумага не оставляет следов в сети.

– Ладно, – сдался он, – пришли её.

– Уже иду…

– Спасибо мам. И до скорой связи, – сказал Ренн.

– Удачи сынок.

– Спасибо.

– Звони, как сможешь.

– Постараюсь.

Связь оборвалась, оставив в ухе лёгкий звон, будто эхо далёкой сверхновой.

Шатл приподнялся над землей и мягко завис над посадочной платформой. Виктор прижал ладонь к стеклу, наблюдая, как дроны-уборщики с логотипами «КИ-7.2» скользили по платформе. Их движения напоминали танцующих пауков – точные, лишенные избыточности, словно каждый алгоритм был высечен из мрамора математической необходимости. Вдруг они метнулись прочь от завихрений воздуха.

В запястье дернулось – смарт-часы транслировали двойной импульс: отец и мать звонили одновременно. Голоса родителей возникли в сознании как два параллельных потока, не смешиваясь, будто его череп стал резонатором для их тревог.

– Ты взял стимуляторы? – мать, как всегда, начала с лекарств. Ее слова пахли ментоловым антисептиком больничных коридоров.

– Пилот сообщил о турбулентности в стратосфере. Попроси его снизить ускорение, – отец говорил ровно.

Виктор провел пальцем по окну, оставляя влажный след на поверхности.

– Все в норме, – ответил он обоим.

За иллюминатором проплыл инспекционный дрон, его сенсоры вспыхнули алым, сканируя шаттл на предмет запрещенных чипов.

– Библиотечный корпус закрывается через 20 минут, – напомнил отец.

– Отдохни сначала! – попросила мать.