Белая нефть Вадим Алейников

Автор глубоко признателен консультантам, чьи профессиональные компетенции позволили исправить многочисленные неточности, имевшиеся в рабочей версии книги:

Андрейсу Цивьянсу, начальнику полиции г. Юрмала

Алексею Муравьеву, специалисту по истории восточного христианства, доктору исторических наук, доценту Школы исторических наук и Школы востоковедения НИУ ВШЭ, старшему научному сотруднику Института всеобщей истории РАН.

Поэтому с обдуманностью веди войну твою.

Прит. 24:6

Глава 1. Боб

…Мы в недобром, неправедном мире живем —

Так чего же мы ищем, чего же мы ждем

И на что мы надеемся, толпы невежд,

Переживших разлуки и гибель надежд?..

Башшар ибн Бурд1

Так бывает; не часто, но случается. Момент, когда начались изменения, заметить невозможно. Орнамент жизни сложился, ты двигаешься в колее: звонок будильника, кофе, дорога в офис, вечер, ужин, потом снова утро, и так каждый день, и так каждый год… Бог убедился, что с тобой все в порядке, и занялся кем-то другим. Ты уже свободен, никакого поводка из облачной выси. Это обычно продолжается долго, иногда – всю жизнь. Но может случиться иное. В какой-то момент ты случайно сошел с тропы, не успев заметить этого. Что-то необратимо изменилось – и скоро изменится всё. Ты открыл люк в подвал, увидел узкую лестницу и начал спускаться во тьму. Дурно пахнущую, угрожающую, полную чудовищ – вымышленных или настоящих.

***

Рига – приятный и уютный город. Именно такой ее заранее представляют себе туристы, и, случается, город не обманывает ожиданий. Примерно раз в четыре года в конце августа Рига бывает особенно хороша. Уже нет жары (если она летом была), и по какой-то причине пока нет дождя. Светит нежаркое солнце, и Рига выглядит очень празднично, особенно Старый город и кварталы югендстиля.

Именно в такой замечательный полдень на одной из улиц квартала югендстиля в небольшом служебном помещении первого этажа отец Владимир (Шатров) – или, для своих, просто Боб – с трудом разлепил глаза, просыпаясь.

Боб рывком сел на койке, и старое пружинное ложе заскрипело и заволновалось под грузным его телом. Боб почесал что-то внутри рыжей бороды, ногами нащупал под койкой шлепанцы, встал и в два шага пересек жилище свое. Боб вышел в сырой и сумрачный подъезд с лифтом. На железной двери лифта пылилась табличка: «Уважаемые посетители! Это устройство последний раз действовало в 1923 году. Все, кто мог бы об этом рассказать, уже умерли. Пожалуйста, не дергайте ручку экспоната! Комендант».

Табличку сочинил и смастерил Боб – собственноручно вставил в застекленную рамку и повесил. Ему надоело в своей комнатке слушать, как посетители стучат ручкой замка, а в некоторых случаях даже грохочут кулаком по железу. Табличку он повесил давно, и она сама уже выглядела экспонатом. Текст был на русском – Боб убедился на опыте, что латыши сдержанный народ и редко пинают дверь.

Боб чуть приоткрыл тяжелую дверную створку и осторожно выглянул на улицу, жмурясь от яркого света.

На улице было солнечно и хорошо. Десант японских пенсионеров рассредоточился вдоль исторической улицы, беспорядочно фотографируя исторические здания и себя на фоне зданий. Выспавшиеся и бодрые туристы были вполне беззаботны, ни у кого, судя по их оживлению и веселым голосам, не болела голова после дешевого виски на ночь глядя, выматывающих душу разговоров с бывшими супругами и бессмысленного скандала в финале. Туристы аккуратно обходили породистый черный мотоцикл, стоящий у дверей подъезда с набором табличек офисов на стене. Это был старый «Харлей-Дэвидсон», верный конь Боба, и Боб облегченно вздохнул: байк был на месте и в целости. Однако из руля торчала свернутая в трубочку бумажка, и скорее всего, это был штраф. Тридцатка – не очень большие деньги, но только в том случае, если у тебя есть большие. А если нет никаких? Боб крякнул от досады. С другой стороны, если повезло проехать через всю Юрмалу в подпитии и не пообщаться при этом с полицией – это ли не удача? Что по сравнению с этим какой-то штраф? Укор вместо заслуженной кары. Или все-таки не штраф? Штрафные квитанции печатают на другой бумаге, желтенькой…

Идти одеваться Бобу не хотелось. Японские пенсионеры мгновенно повернули головы, когда дверь исторического здания отворилась и на улице показался толстый бородатый мужчина в одних трусах и шлепанцах. Пенсионеры улыбались и фотографировали. Не улыбался только один старик японец, стоявший особняком, опираясь на трость. Это был очень старый и очень эффектный старик в белом костюме, с выбритым загорелым черепом. Старик глядел на Боба пристально и пронзительно, а Боб щурился на солнце. Во взгляде старика, который, весьма возможно, участвовал еще в бомбардировке Перл-Харбора, читалось даже не презрение, а откровенная брезгливость. Самурай разглядывал викинга – толстого мужчину с бородой и в цветных трусах. Эти круглоглазые опустились настолько, что в вопросах приличия уже не могут следовать даже своим собственным немудреным и жалким правилам. Боб решительно направился к байку – ну и что же, что в трусах, жарко ведь, – схватил бумажку и снова вернулся в прохладный полумрак подъезда.

Это и в самом деле был не штраф, но легче Бобу не стало. «Зайди, нужно поговорить», – так было написано в листе блокнота почерком главного редактора Яниса. Кажется, только Янис и сам Боб во всей редакции еще использовали в работе блокноты и носили их с собой. Боб вернулся в здание, где на первом этаже он проживал в крошечной служебной комнатке, а на втором работал. Боб занимал довольно много должностей в экуменистическом медиахолдинге «Чаша Мира», или – для профессионального сообщества – просто «Чашка». Отец Владимир был начальником православной редакции, главой отдела специальных расследований, а кроме того, автором и ведущим радиопередачи «Былое и думы».

Боб прихватил щетку и зубную пасту и отправился умываться. В его комнатенке бытовых удобств не было предусмотрено, и Боб пользовался туалетом общественным, в который обычно никто не заглядывал – офисов на первом этаже не было. Умывшись и почистив зубы, Боб расчесал власы и бороду, влез в черную рясу и поднялся на второй этаж, который арендовала «Чашка». Он направлялся на встречу с руководством. Длинный загибающийся по дуге коридор с десятком дверей – когда-то на этаже располагались гостиничные номера, потом коммуналка, место от века было шумным и густонаселенным. Полы были древние, доски скрипели. Некогда их каждое утро натирали рыжей мастикой до блеска, но в текущем финансовом году денег на эту процедуру уже не хватало.

Здесь на одном этаже христианские конфессии вынужденно уживались с иными религиями и верованиями. Боб проходил мимо дверей с табличками на двух и более языках: «Католическая редакция», «Отдел протестантской прессы», «Сектор современных верований», «Сектор германского язычества», «Православная редакция», «Вопросы ислама», «Журнал „Пуруша“»… Двери были разносортные, публика за ними – тоже. Этот ковчег культов и культур был изрядно потрепан штормами двух финансовых кризисов, но пока держался на плаву.

Отец Владимир вышел в крошечный холл, который назывался приемной. Секретарь главного как раз собиралась обедать. Она имела непростое имя – Алевтина – и столь же непростую судьбу. Это была дама тщательно замаскированных лет с внешностью престарелой валькирии и помадой цвета перезрелого помидора. Алевтина уже заварила себе чай из каких-то вонючих и крайне полезных трав и, когда Боб вошел, медитировала на скользкую холодную жижу из шпината в пластиковой баночке. При виде Боба она с обожанием во взоре подалась вперед – ас отправляется на боевой вылет!

– Благословите трапезу, батюшка!

– Приятного аппетита! – брезгливо покосился на ходу Боб и без стука вошел в дверь с табличкой «Янис Левинс. Президент». К огорчению Алевтины, дверь он плотно закрыл за собой. – Добрый день, Янис! Вызывал? Что за срочность?

– Э… Labdien… – Янис привык тянуть это «э» еще со времен работы в советском эфире – протяжное «э» давало возможность подобрать подходящее русское слово. Редакционные остряки утверждали, что пауза необходима ведущему, чтобы успеть придумать правдоподобное вранье. Необходимость беседовать по-русски с экранными собеседниками не беспокоила Яниса уже много лет, да и язык он знал отлично, но вредные привычки всегда живут дольше, чем полезные.

Янис возвышался за своим столом как статуя острова Пасхи, на которую нацепили для смеха большие роговые очки. Он был занят рассматриванием двух фотографий с одной и той же блондинкой в разных ракурсах.

– Как ты думаешь, на кого… э… она похожа? – спросил он, не поднимая глаз на Боба.

– На дорогую проститутку, – сообщил отец Владимир, он же Боб, заглядывая сбоку в распечатки.

– А на… э… депутата сейма?

– А есть разница, сын мой?

– Не нужно так шутить. Мне кажется, она… э… похожа на Ким Бейсингер… Главное, что ей тоже так кажется. Это новый депутат, она обещает нам поддержку. А мы ей будем за это… э… делать бесплатное продвижение. Впрочем, это тебе безразлично. Не думал… э… что когда-нибудь скажу это, но пришлось… Я тебя увольняю. Твою передачу закрываю. Объяснения нужны? Э… убери зад с моего стола. И не дыши в мою сторону.

– Объяснения нужны.