– Это же правда!
– Разумеется, правда, потому они и… э… возмутились.
Янис закурил, встал и распахнул окно. В комнату ворвался шум большой улицы. Янис курил с отвращением и стряхивал пепел в маленькую карманную пепельницу с логотипом холдинга – чашу на тонкой ножке. Чаша эта, по мнению многих, весьма напоминала рюмку.
– Ян, ты же бросил курить?
– С тобой закуришь. С тобой даже запьешь… – Янис раздраженно швырнул недокуренную сигарету в окно. – Рассказать, в чем твоя проблема, Боб?
– Я более-менее в курсе своих проблем…
– Я дополню список. Ты… э… владеешь мастерством говорить правду в наиболее оскорбительном для аудитории формате. Пока ты рассказывал о каких-то… э… нехороших политиках или нечистых на руку чиновниках, народ тебя с удовольствием слушал, тем более что трепаться ты мастер. Но ты с чего-то решил вдруг обращаться к недостаткам и порокам всего… э… населения нашей страны…
– Разумеется, я же священник.
– К счастью для всех нас, это уже не так… Ступай… э… и не забудь свою зубную щетку.
Боб посерьезнел.
– Прости, из чистого любопытства спрашиваю, как бывшего однокурсника и друга: ты понимаешь сейчас, что это предательство?
– Конечно. Ты есть самый настоящий предатель, отец Владимир.
Янис вернулся за свой стол, придвинул поближе клавиатуру и обратил взгляд на монитор, давая понять, что разговор окончен.
– Сначала я – в кассу, получу выходное пособие как уволенный. Мы живем в европейской стране, правда?
– Бог подаст. Европеец нашелся… Напишешь по собственному желанию, а если его нет, то… э… появится. Кстати, я прозрачно намекнул, что казенную квартиру ты должен освободить.
Боб хлопнул себя ладонями по коленям:
– Нет, все-таки ты действительно гад и сука! Вот так внезапно, без объявления войны… Хорош, нечего добавить. А ведь мы долго работали вместе, Янис.
Янис выпрямился в кресле и стал еще больше похож на изваяние.
– Ты уже давно работаешь не вместе! Ты разнюхиваешь какие-то вонючие, очень вонючие дела. Ты вместо работы ходишь по судам, тебя показывают по телевизору, тебе, наконец, бьют морду… Твоя тайная сомнительная деятельность все больше становится публичной. Ты детектив, ты шоумен, ты кто угодно – но ты не журналист, в которого я… э… верил. Я делал на тебя ставку, терпел все твои выходки и скверный характер. Я думал, ты звезда, ты поможешь мне вытянуть холдинг. И что теперь? Ты сделал личный бренд сильнее корпоративного и бессовестно этим пользуешься. Ты у нас только зарплату получаешь… э… по моему упущению. Кто из нас предатель? Это не мы начали войну, это только твоя война, Боб. Скажу тебе: даже формально у меня есть все причины тебя выгнать. Ты нарушитель нашего договора. Работа налево… э… это расстрельная статья контракта. Ты ведешь свои дела так, что холдингу ничего не перепадает, буду говорить прямо. О твоих процессах и расследованиях первым делом узнают большие телеканалы. Ты не считаешь нужным дать материал сначала в свою редакцию. Этого я как журналист и как руководитель не понимаю… э… не могу простить. Нас ты кормишь всякой ерундой, пошлой текучкой, а большим дяденькам отдаешь все самое вкусное. Большую рыбу, событие сезона…
– Я правильно понял, что кто-то здесь хочет сделать из моей борьбы за справедливость жареный факт для первой полосы?
– Точно так, ты на лету схватываешь! Уточняю: для нашей первой полосы. Но пока… э… все жареное уходит на другие столы. Буду так говорить, что Большая рыба достается толстякам, а мы подбираем объедки.
– Но это всего лишь законы, по которым живет профессия… Если репортаж появился на канальчике типа нашего, сенсацией он не станет никогда. Извини, Янис, работать через нас – это похоронить событие. Для меня прайм-тайм – это не бизнес, пойми ты, это способ работы с проблемой. Это все вообще не про деньги! Я журналист, а не бизнесмен.