– Вдох-выдох, – тепло напоминал Тримас.

От его взгляда было не по себе, но спрятаться негде, оставалось дышать. Уговаривать себя. Смиряться с тем, что ничего не закончилось.

Наконец, я смогла дышать сама. Кивнула Тримасу, безмолвно благодаря за поддержку и намекая, что можно больше не отсчитывать вдохи и выдохи. Посмотрела в окно.

– Вы уверены, что вам это нужно? – осторожно уточнил Тримас.

А ведь когда я сказала, что собираюсь учиться, а значит, наконец, прекратить десятилетнее затворничество, он обрадовался. Надеялся, что я вернусь к нормальной жизни.

У меня заныло сердце. Рука сама пробралась в карман пальто. Пальцы подрагивали, пока не сжались на шершавом холодном кубике. Недавно он был гладким и всегда тёплым, в гранях белого камня мерцали золотистые прожилки. Этот оплетённый серебряным креплением для шнурка оберег дала мне мама. Он всегда был со мной, как она и просила, уверяя, что однажды он может спасти мне жизнь.

Четыре недели назад, когда я лежала на кровати и, пялясь в темноту, пыталась не думать о никчёмности своей жизни, кубик вдруг раскалился. Прежде, чем смогла сорвать его с шеи, всё прекратилось. Больше странностей не было. Я читала, рисовала, выполняла задания репетиторов. Всё так же не покидала свою комнату. Затем объявили о строительстве новой железной дороги для связи крупнейших городов с местами добычи угля. Успешно прошли испытания дирижабля с жёстким каркасом. Застрелился знаменитый актёр, которого бросила жена. Открыли новый рудник магических кристаллов. Прибыло посольство с соседнего континента, и репортёры познакомили публику с его представителями. Потом заболел император. Были мелкие проблемы с послами, которые обиделись на то, что наследный принц отказался принять их вместо отца. Железную дорогу продолжали строить. Открыли промышленный способ добычи гелия, что должно было улучшить качество дирижаблей. Новая опера композитора Лигьери имела небывалый успех у публики. Повысили налоговую ставку. Через брачный союз слились два банка. Сбежала группа политзаключенных. Небольшое наводнение затронуло южные поля… обычная жизнь, за которой я следила по газетам и рассказам Тримаса о делах нашего города.

А через пять месяцев с той ночи мир содрогнулся. Небо разорвалось, из расколов, словно кровь, сочилась бурлящая субстанция всех цветов, которую вскоре назвали Хаосом. Его прикосновение разрушало материю, с ним боролись, но всё было тщетно. Некоторое время газеты продолжали выходить, из них я узнала, что в катастрофе виноват наследный принц Лонгвей Ди. Он что-то сделал в Академии, и весь академический город превратился в кратер с вихрем Хаоса в центре. Даже на чёрно-белых фотографиях это выглядело жутко. Но куда страшнее был разрывающий небо, кипящий в разрывах беспорядочный Хаос, от одного взгляда на который стыло сердце и душа наполнялась холодной обречённостью.

Я находилась в своей комнате, когда небеса рухнули одним махом, подавив свет заходящего солнца. Я наблюдала из окна. Видела, как рассыпался в пепел мой родной город, помнящий и радость, и горе моей семьи. Смотрела, как гасли последние фонари. Видела, как Хаос разрушал мою плоть, разглядела обнажившиеся кости – за несколько мгновений до того, как снова проснулась в темноте.

И оберег на моей шее был невыносимо холодным. Я сорвала шнурок с шеи, отбросила кубик в угол и долго не могла отдышаться. Мокрое от пота бельё липло к телу, мышцы ломило от слабости. Я надеялась, что это всё было очередным кошмаром.

Лишь утром отыскала отброшенный накануне оберег: он почернел и стал шершавым, как уголь. Выгорел.