Я сделал шаг к ней – и она вздрогнула. Сжалась. Как зверёк.

– Всё в порядке… – сказал я, но голос прозвучал неуверенно.

Слишком мягко, как будто говорил не ей, а себе.

Слишком поздно.

– Ты… видел это? – спросила она.

Я не ответил.

Потому что если скажу «да» – она сломается.

Если скажу «нет» – совру.

Вместо ответа я сел рядом. Больно – в плече отдавало что-то после прыжка. Мы молчали.

Остальные тоже сидели – кто на полу, кто на обломках мебели. Тишина в помещении была вязкой, как старый клей. Даже если бы кто-то закричал – звук всё равно бы поглотился, не дойдя до потолка.

– Мы не выберемся, – сказал вдруг худой. Его голос прозвучал неожиданно чётко. Он сидел, сцепив пальцы, смотрел в никуда. – Мы не первые, кого завели сюда. И не последние. Это… цикл.

– Что ты несёшь? – огрызнулся коренастый. – Мы живы. Мы выбрались. Мы можем…

– Ты не слышишь? – перебил его худой. – Ты правда не слышишь?

Мы замерли.

И тогда я понял, о чём он.

Звук.

Он не был громким. Не был явным. Скорее – ощущение звука. Как фон. Как биение огромного сердца где-то под землёй. Бум… бум…

Иногда – будто голос в соседней комнате. Не слова. Интонация. Речь, которую ты не можешь разобрать, но знаешь, что она есть.

– Что это?.. – шепнула одна из девушек.

Я уже знал.

ЭТО БЕЗМОЛВИЕ.

Оно было не просто отсутствием слов. Это была воля, наблюдение, механизм.

Там, за стенами, в воздухе, в самих трещинах мира – оно дышало.

Не как зверь. Не как Бог.

Как структура, архитектура страха, алгоритм боли.

– Мы не первые, – повторил худой. – И не помним.

Он посмотрел прямо на меня. – Но ты помнишь. Не так ли?

Я замолчал. Но он знал.

И я знал.

Я умирал здесь раньше.

В этой комнате. В другой. На улице. Под дождём. Среди тараканов. Среди улыбок. Среди пения, которое звучит только в ушах.

Я умирал – и возвращался. Не весь. Не тот же.

Но – снова и снова.

Потому что что-то ждёт, чтобы мы дошли до конца. Чтобы мы завершили. Или сломались. Или… выбрали.

– А если мы просто… не пойдём? – спросила девушка с заплаканным лицом. – Просто останемся?

– Тогда это начнётся заново, – сказал я. – По-другому. Жестче.

Мы все замолчали.

Тишина сгустилась. Где-то наверху что-то щёлкнуло.

Потом – звук шагов. Один. Второй.

Чёткий. Размеренный.

Кто-то идёт.

И я знал – он идёт за нами.

Не чтобы убить. Не чтобы спасти.

Чтобы наблюдать.

И если он доберётся до нас – цикл начнётся снова. Только хуже.

– Вставайте, – сказал я. – Мы идём.

Кто-то прошептал:

– Куда?

Я ответил просто:

– Туда, где всё началось.

И мы двинулись.

По лестнице, в туман, обратно – в глотку мира.

Потому что только пройдя всё, можно узнать, что такое Безмолвие на самом деле.

И, может быть, впервые – ответить ему.

Мы шли, почти не слыша собственных шагов.

Потолок над головой всё ниже, воздух – тяжелее. Будто кто-то качает невидимую педалью насос, закачивая в нас страх, вязкий, как грязь. Лампы мигали, но не гасли – не из жалости, а потому что им интересно. Они тоже хотят знать, чем всё закончится.

Каждый из нас уже понимал: тут не бывает случайностей.

Комнаты, коридоры, трещины на стенах – всё расставлено, всё выверено. Даже звуки. Даже тишина.

Мы шли туда, где кончается логика. Где начинаются вопросы без ответов.

Комната была неотличима от предыдущих, но всё же другая.

Не мебелью. Не светом.

А… присутствием.

Ты входишь – и чувствуешь, будто кто-то только что отсюда вышел. Или вот-вот вернётся.

В центре – стол. На нём – пять предметов: часы, кукла, ключ, фотография и камень.

И надпись на стене. Не краской. Не мелом.

Кровью. Но не нашей.

«ВЫБЕРИТЕ ТО, ЧТО БЫЛО ВАШИМ.»

– Что за бред?.. – прошептал кто-то. – Это игра?

– Это испытание, – ответил я. – Или ловушка. А может, и то и другое.