– Вот оно что, – подумала Анна. – Вот в чём сила моя!

Бережно спрятала она иконку обратно в мешочек, прицепив его к поясу юбки.

– Теперь посмотри, смертушка, кто кого, – прошептала она, задувая свечу.

Толстая, вальяжная луна, помощница ведуний, залила светом тропинку, по которой торопно шла Анна, спеша домой – теперь она знала, как помочь умирающему Семёну.

– Помоги мне, – попросила она Макара, зайдя в избу и бросив душегрею у порога.

– Что? Что мне делать? – растерялся он, уже смирившийся с уходом брата.

– Раздень его донага, положи на пол и принеси воды, много воды. – Анна и сама не заметила, как перешла с гостем на «ты». – Поспеши, времени совсем мало осталось! Если он сегодняшнюю ночь переживёт, жить ему долго. Только бы успеть, – сказала она, разворачивая на столе тряпку с инструментами и раскладывая пузырьки и баночки.

Анна не была уверена, что состав трав, который она хотела использовать, поможет, но и просто ждать смерти после того, как увидела лик на иконе, она не могла.

К утру, уставшие от ночного бдения возле раненого, они задремали: он на табурете, она на скамье возле стола. Синие тени полукружьем легли под её глазами, щёки ввалились, а лоб покрылся потом от постоянного обтирания больного травяным настоем.

Первый робкий луч пробился сквозь плотную, серую пелену туч и закрытые ставни, прогулялся по щелястому полу, коснулся щеки Семёна. Дыхание парня выровнялось, щёки порозовели; смерть отступила, сдалась и чёрным дымом уползла в подпол, решив, что время парня ещё не пришло.

Первым от дремоты очнулся Макар, встряхнул головой, отгоняя остатки сна, и не поверил глазам, глядя на брата. Сам он в Бога давно не верил, с тех самых пор, как прошлась по его селу проклятая оспа, забравшая с собой всю семью: родителей, жён, детишек малых. В ту пору работали они с братом в Кургане, на железной дороге – клали шпалы, болезнь их миновала, а вот в Боге он изверился; но сейчас по давней привычке перекрестил лоб и прошептал: «Спасибо, Господи!» Оглянувшись, увидел он Анну, замер: луч солнца высветил над головой девушки нимб, словно корону надел.

– Должник я твой, милая, до гроба помнить буду милость твою, – прошептал он, готовый отдать всё, что у него есть, даже жизнь, лишь бы она улыбалась.

Никто не знает, как появляется любовь, откуда она приходит, заставляет вдруг сердце биться чаще, не даёт дышать и делает тебя счастливым. Иные ждут её всю жизнь, не замечая тех, кто находится рядом, другие, потеряв, не надеются встретить вновь.

Макар очерствел сердцем, когда, вернувшись из города, увидел земельные холмики, оставшиеся от тех, кого он так любил. Жена его была тихой, незаметной. Просватанные родителями они так и не смогли полюбить друг друга, жили, как чужие, растили детей, строили дом. Привычка и долг держали их сильнее всяких узд, и здесь, на кладбище, он не сдерживал слёз, понимая, что лишился сейчас даже иллюзии семьи. Он и брат – вот и всё, что осталось от большого когда-то семейства, переселившихся за Урал из центральной России. Именно тогда он отрёкся от Бога, запретив себе даже думать о том, что может быть ещё счастлив.

Анна смешно сморщила нос во сне, и внезапно щемящая душу нежность вошла в сердце Макара – затопила до края, скрывая под собой боль от утраты родных. Он осторожно встал, стараясь не скрипеть, подобрал у порога брошенную Анной душегрею, чтобы укрыть её, и вышел во двор. Солнце спряталось за тучи, серое, промозглое утро расползалось по тихому Ёлошному. Не лаяли собаки, не мычали коровы и не слышался щёлкающий звук кнута пастуха, собирающего коров на пастушню.