– Поглядим, – ответила Аннушка. – Тебя как зовут?

– Машкой кличут, прачка я да самой прислуживаю.

– А я Анна, родители Аннушкой звали.

– Твой? – кивнула Машка на подходившего к ним Якова и выпрямилась, выпячивая грудь. – Красавчик, – шепнула, прихорашиваясь и одёргивая своё старое платье.

– Так ты мне скажешь, где извести взять? – перебила её Анна, показывая знаками Якову, чтобы не заносил пока вещи во флигель.

– Пойдём к хозяину, он здесь всем распоряжается, – скомандовала собеседница и, покачивая бёдрами, поспешила вперёд.

За пару часов Аннушка выбелила комнату, вымыла окно, завесила его задергушками из приданого, что прихватила с собой, украсила кровать подзором, который сама и вышивала длинными зимними вечерами. Отдельно пристроила иконку, привезённую из родительского дома, соорудив импровизированный красный угол. Позже поужинала холодной картошкой да яйцами, что принесла ей Машка, желающая рассмотреть Якова поближе. Анна в комнату её не пустила, угощение приняла на пороге и отправила восвояси.

Позже, уставшая, прилегла на кровать. Рассерженный Яков ушёл ночевать на конюшню, а Аннушка задумалась о том, как помочь маленькому Васятке, – уж больно мальчик ей понравился. Заснула мгновенно, но среди ночи проснулась, резко села, хватая воздух: увидела во сне широко открытый Васяткин рот, вытаращенные от ужаса глаза, как будто сквозь толщу мутной, зеленой воды. Заплакала жалобно, понимая, что дар её только что показал судьбу ребёнка, незавидную и печальную. Встала босыми ногами на холодный пол, побрела к окну, чтобы остудить стеклом горячий лоб.

– Я не хочу! Боже, прошу, ослобони меня от сего дара, тяжела ноша, боюсь, не сдюжу, – взмолилась она. Ответом ей были тишина да яркая луна в небе, равнодушная и неприступная.

Утром, наскоро перекусив оставшейся картошкой, она поспешила в дом, так и не увидев Якова.

Васятка в длинной белой рубашке сидел посреди комнаты и громко плакал, размазывая слёзы по золотушным щекам.

– Кто тут у нас плачет? А? Маленький, иди ко мне, – сказала Аннушка, поднимая невесомого ребёнка на руки. – А мы сейчас кашку поедим, сил наберемся и гулять пойдём!

Нянечка ворковала, а сама ощупывала, осматривала замолчавшего мальчика.

– Ты ж мой сердечный, да чем же тебя кормили, раз ты таким хворым стал? Ну ничего, я тебя подлечу, на ноги поставлю, будешь ты у нас здоровее всех здоровых, – Анна достала захваченный с собой пузырек. – Вот сейчас мы умоемся росой серебряной, лунным светом наполненной, и будет у нас личико чистое, тельце крепкое, волосики кудрявые, ножки сильные.

Учёба у Повилики не прошла для неё даром. Знания, накопленные поколениями, выпестованные и проверенные временем, сейчас ей ой как пригодились.

За несколько дней Анна избавила ребёнка от золотухи, привела в порядок живот, вернула аппетит и здоровье. Малыш на глазах начал выправляться, щёчки налились, его весёлый смех наполнил дом, а Дозморовы не могли нарадоваться на новую няньку.

Через неделю Яков и Анна обвенчались. Не таким она представляла себе этот день, хотя с детства знала, под венцом ей не быть. Мучило её то, что пошла она замуж против отцовской воли, не получив родительского благословения. Но сейчас, глядя в глаза любимого, забыла она обо всём на свете. Благодарные за Васеньку Дозморовы дали молодой семье свободный день, который провели они в своей крохотной комнатке, упиваясь друг другом. О любви не говорили. А зачем? Ведь без слов и так всё было ясно – стоило лишь посмотреть на сияющие от счастья глаза Анны, её припухшие от поцелуев губы и нежный румянец, всякий раз окрашивающий щёки, когда Яков шептал ей сокровенные слова на ушко.