Их встретил дворецкий – пожилой мужчина в безупречном костюме, с лицом, которое давно разучилось выражать какие-либо эмоции, кроме вежливого безразличия. Он провел их через гулкий холл, где шаги тонули в толстых коврах, а со стен на них взирали темные портреты предков в тяжелых рамах. Воздух был прохладным и неподвижным, как в склепе. Пахло воском, старой кожей и деньгами – тем особым запахом, который приобретают купюры, пролежавшие в сейфе не одно десятилетие.

Кирилл Арсеньевич Ордынцев ждал их в своем кабинете. Слово «кабинет» не подходило этому пространству. Это был тронный зал. Огромная комната с потолком высотой в два этажа, с окном во всю стену, за которым расстилался укрощенный пейзаж. Ордынцев сидел за столом размером с бильярдный. Он не встал, когда они вошли. Он просто поднял голову, и Арион почувствовал на себе его взгляд – тяжелый, оценивающий, как у хищника, который решает, стоит ли эта добыча его усилий. Ему было под семьдесят, но в нем ощущалась грубая, первобытная сила. Мощные плечи, крупная голова с гривой седых, жестких волос, руки, которые могли бы согнуть подкову.

– Следователь Макаров, – представился тот, стараясь, чтобы его голос не прозвучал слишком робко в этой акустике. – А это Арион Ветров, консультант.

Ордынцев перевел взгляд на Ариона. В его глазах не было ни любопытства, ни тревоги. Только ледяное презрение.

– Консультант, – произнес он, и само слово в его устах прозвучало как оскорбление. – Вы пришли поговорить о Решетникове? Не тратьте мое время. Его убил какой-то псих из-за денег. Найдите его и повесьте на ближайшем столбе.

Его голос был таким же, как и он сам – мощным, грохочущим, привыкшим отдавать приказы и не слышать возражений.

– Все не так просто, Кирилл Арсеньевич, – осторожно начал Макаров. – Мы считаем, что убийство связано с вашей семьей.

– Все в этом городе связано с моей семьей, следователь, – усмехнулся Ордынцев. Усмешка не коснулась его глаз. – Даже погода. Но это не значит, что я отвечаю за каждого идиота с ножом. Валентин был слабак. Умный, исполнительный, но слабак. Слишком много боялся. Видимо, добоялся. Слабаки всегда плохо кончают.

Он говорил о человеке, который проработал на него тридцать лет, так, будто речь шла о списанной офисной технике. Арион молчал, изучая его. Он был солнцем, вокруг которого вращались планеты. Но это было не теплое, живительное солнце, а беспощадная, сжигающая звезда, в чьем свете все остальные превращались в тени.

– Убийца оставил послание, – вмешался Арион. Его голос прозвучал тихо, но в этой тишине заставил Ордынцева снова посмотреть на него.

– Послание? Что за театральные глупости?

– Он процитировал одну работу. О том, что похороненные тайны всегда возвращаются. Вам это о чем-нибудь говорит?

Впервые во взгляде Ордынцева что-то дрогнуло. Не страх. Скорее, глухое раздражение, как будто назойливая муха села на его безупречный костюм.

– Это говорит мне, – произнес он медленно, чеканя каждое слово, – что вы, господин консультант, читаете слишком много дурацких книг. В моей жизни нет похороненных тайн. Только принятые решения. А теперь, если вы закончили, у меня дела. Дворецкий вас проводит.

Он демонстративно отвернулся к бумагам на столе, давая понять, что аудиенция окончена. Он был монолитом. Скалой. Но Арион знал, что даже в самых прочных скалах бывают трещины. И если долго и правильно бить в одну точку, скала рассыплется в пыль. И убийца, кем бы он ни был, знал это тоже. Он не пытался сломать Ордынцева. Он собирался методично, одного за другим, выбить камни, на которых держалась его крепость.