Офицер даже не взглянул на нее. Кивнул стражам.

– В камеры предварительного содержания. Дело передается в Священный Трибунал.


Стражи дернули Люсию. Она оглянулась. Искала. Нашла его взгляд в дверях. Ее глаза. Карие. Огромные. Не с страхом. С предупреждением. Беги. С любовью. С прощанием.

"НЕТ!" – крик застрял у Альмакора в горле. Он рванулся вперед. Магия взметнулась в нем, дикая, неконтролируемая. Воздух затрещал.

Но было поздно. Люсию грубо вытолкнули в боковой проход. Дверь захлопнулась. Офицер повернулся к нему. Взгляд – плоский, как лезвие топора. В его руке появился короткий жезл с трезубцем на конце. Магический глушитель.


– А вот и автор "научных наблюдений", – произнес он без интонации. – Взять его.


Стражи двинулись. Не двое. Из тени выступили еще четверо. Их плащи пахли дымом и железом.

Альмакор замер. Ярость ревела в нем ураганом. Он мог сжечь их всех. Сжечь весь зал. Но Люсия… ее увели туда. Где эти мясники. Где пытки. Где… Он увидел дневник в руках офицера. Свой дневник. Ключ к его исследованиям. К его знаниям. И увидел клок темных волос Люсии, прилипший к мокрому от пота виску офицера. Вырванную с корнем.

Разум затмила белая пелена. Пальцы сами сомкнулись на эфесе – холод хрусталита пронзил руку, вспыхнув ледяным голубым светом. Рапира описала мерцающую дугу, и первый страж рухнул, захлебываясь кровью из перерезанного горла; еще взмах – и второй замертво пал с дымящейся дырой в груди, пока зал взрывался звоном стали и воплями ужаса.

Воплями Лангара где-то сзади: "Господин! Бежим!"

Он метнул сгусток чистой энергии в офицера. Тот взмахнул жезлом – глушитель сработал, чары рассеялись искрами, но взрывная волна отбросила его к стене. Дневник выпал из рук офицера. Альмакор рванулся к нему, но стражи сомкнули строй. Их копья – не просто сталь, пропитанная чароотталкивающими рунами – сверкнули навстречу.


"Люсия…" – имя было гвоздем в мозгу. Но добраться до нее сейчас – смерть. Бессмысленная смерть. Он увидел Лангара, прижавшегося к колонне, смертельно бледного. Последняя нить.

С диким воплем отчаяния и ярости Альмакор вонзил рапиру в пол. Хрусталит взревел, выпустив ослепительную волну света и ледяного ветра. Штукатурка посыпалась со сводов, стражи на миг ослепли, отшатнулись. Этого мига хватило. Он схватил Лангара за шиворот и рванул в ближайший потайной ход – узкую щель за падающей драпировкой, о которой знали лишь немногие. Ход в трущобы.

Потайной ход был не щелью, а узкой, скользкой шахтой ливнестока. Они рухнули вниз, сбиваясь в кучу на поворотах, обдирая локти и колени о шершавый камень, пропитанный столетиями городской вони. Вода, грязь и что-то липкое хлюпали под ногами. Воздух сменился резко – лаванду и пыль пергамента вытеснила густая смесь гниющей органики, человеческих испражнений и прогорклого масла. Лангар закашлялся, давясь смрадом. Альмакор, прижимая мальчишку к себе, пробирался сквозь узкие щели между покосившихся домов, чьи стены нависали, словно грозя обрушиться. Каждый камень под ногами, каждая лужа крови (не его, чужой, свежей или застарелой) напоминала: они в пасти зверя.

Глава третья: «Дневник»


Трущобы встретили их стеной вони – прогорклое масло, гниль каналов и безнадёги. Альмакор, прижимая к себе дрожащего Лангара, пробирался сквозь узкие щели между покосившихся домов. Каждый камень, каждая лужа крови (не его, чужой) напоминала: ты в пасти зверя. Его рапира, спрятанная под рваным плащом, была единственной тяжестью, кроме камня на душе.

Он нашел логово – полуразрушенный погреб под харчевней "Три Мертвых Крысы". Владелец, кривой Барк, молча указал на угол за бочками с тухлой капустой. Цена – серебряная пряжка с плаща офицера Ордена. И молчание.