Маг не ответил. Он чувствовал то же самое. Катакомбы были пусты, но не мертвы. Казалось, сама тьма между камнями следит за ними, затаив дыхание.

Они брели около получаса, пока не наткнулись на круглую залу с обрушившимся сводом. На одной из уцелевших стен, поверх древней копоти, красной краской, стекавшей, как запекшаяся кровь, было намалевано: "Сомнение – Предательство. Вера – Щит". Знак трезубца в ромбе под надписью был выведен грубо, но узнаваемо.

Лунный свет, пробивавшийся сквозь трещины, выхватывал из мрака полустёртые фрески: маги в расшитых золотом одеждах склонялись над алтарём, на котором лежало нечто, напоминающее большой куб.


– Мы передохнём здесь, – Альмакор опустился на холодный пол, прислонившись к стене. Рапира из хрусталита мягко звякнула, касаясь камня.


Лангар тут же принялся рыться в сумке, доставая краюху высушенного хлеба и флягу с водой.


– Надолго нас не хватит.


– Нам и не надо. Достаточно одной ночи, чтобы понять, что делать дальше.


Маг закрыл глаза, но отдых не шёл. В ушах стоял звон от недавней схватки, а пальцы сами сжимались в кулаки, будто всё ещё держали эфес. Где-то вдали монотонно капала вода, но больше – ничего. Ни шагов, ни голосов. Серые Стражи, похоже, не рискнули спуститься сюда. Или… просто ждали их где-то выше.


– Господин, посмотрите! – Лангар дёрнул его за рукав.


На стене, там, где штукатурка осыпалась, проступили синеватые линии – словно жилы под кожей. Они пульсировали в такт Альмакорову дыханию, слабо светясь.


– Это реакция на магию, – прошептал маг, поднимаясь. – На мою магию.


Рапира из хрусталита в ножнах вдруг заныла тонким, высоким звуком, как натянутая струна. Альмакор положил руку на эфес. 'Тихо', – мысленно приказал он оружию. Но вибрация лишь усилилась, отдаваясь холодком в костях. Хрусталит чувствовал то, что было впереди.


Он протянул руку, и стена ответила. Камни затрещали, расходясь в стороны, открывая узкий проход. За ним – лестница, уходящая вниз, в ещё более густой мрак.


– Мы не можем туда идти! – Лангар вцепился в его плащ. – Это ловушка. Или проклятие.


– Или единственный шанс, – Альмакор высвободился. Его глаза горели в темноте. – Ты можешь остаться.


Мальчишка замер, потом стиснул зубы и шагнул вперёд.


– Я с вами.


Лестница оказалась круче, чем можно было подумать. Камни под ногами влажные, почти скользкие, а воздух с каждым шагом становился тяжелее, словно пропитываясь чем-то древним и чужим. На глубине, куда не проникал даже намёк на свет, Альмакор почувствовал, как рапира в его руке вспыхнула – хрусталит загорелся голубоватым пламенем, освещая путь.

Темнота катакомб поглощала их, словно живая субстанция. Вязкий воздух, пропитанный запахом древнего пергамента и медной окиси, обволакивал лёгкие. Альмакор провёл рукой по стене, ощущая под пальцами шероховатые барельефы, изображающие цепочки непонятных символов. Рапира из хрусталита отбрасывала призрачное свечение, выхватывая из мрака фрагменты фресок.


– Здесь… – он резко остановился, заставив Лангара чуть не врезаться в него.


На стене чётко просматривалось изображение: группа магов в ритуальных одеяниях окружала массивный куб, покрытый сложными геометрическими узорами. Под изображением угадывалась полустёртая надпись на древнем наречии.


– Что это? – прошептал Лангар, всматриваясь в фреску.


– То, что здесь находилось и изучалось достаточно долго, чтобы быть запечатлённым на фреске, – ответил Альмакор, ощущая, как внутри него что-то сжимается.

Он медленно развернулся, осматривая залу. В тусклом свете рапиры проступили очертания массивных деревянных стеллажей, доверху заставленных фолиантами в кожаных переплётах. В центре комнаты стоял стол, покрытый слоем пыли, а на нём – потрёпанный дневник с выцветшими чернилами на обложке.