– Лангар, – голос мага был напряженной струной. – Молчи. Дыши ровно.

Он начал складывать кости. Не хаотично, а с макабрической точностью. Каждый обломок ложился в строго определенное место перед кладкой, не касаясь ее, образуя нечто вроде причудливого, уродливого мандалы из останков. Его пальцы двигались почти бездумно, ведомые интуицией и знанием рунических потоков. Он не рисовал новых знаков, не вплетал свежую магию – он перенаправлял. Использовал естественный некроматический резонанс костей, их впитанную за годы тлена и страха энергию, как экран, как поглощающую губку.

Магия Альмакора была тончайшей иглой, не атакующей, а вплетающей. Он аккуратно подводил нити своего сознания к пульсирующим рунам Ордена на кладке, не трогая их, а лишь… синхронизируя их вибрацию с хаотичным, но стабильным фоном, создаваемым костяной мозаикой. Это было похоже на то, чтобы вписать лишнюю ноту в какофонию так, чтобы она затерялась и не нарушила общего диссонанса. Каждая его манипуляция требовала титанического напряжения. Мир сузился до пульсации рун, до хруста костей под его пальцами, до собственного бешеного сердцебиения, которое он отчаянно пытался заглушить. Один неверный шаг, одна вспышка паники – и вибрация камня под коленями превратилась бы в оглушительную сирену.

Лангар, прижавшись к холодной стене, затаив дыхание, видел лишь спину мага, напряженную, как тетива, и странный узор из костей, который тот собирал с мрачной сосредоточенностью ювелира. Воздух гудел тише, чем раньше, но напряжение в нем стало почти осязаемым, как перед ударом молнии.

И вдруг Альмакор резко вжал ладонь в центр костяного узора. Не в камень, а в груду останков. Послышался негромкий, сухой треск – не взлом, а скорее сдавливание. Руны на кладке на мгновение вспыхнули чуть ярче, их свет дрогнул, заплясал… и затих. Не погас, а словно уснул, их пульсация слилась с общим могильным гулом катакомб, стала неотличима от него. Вибрация в камне и воздухе не исчезла, но потеряла свою угрожающую целенаправленность. Она была теперь фоновым шумом, частью атмосферы ужаса, а не сигналом тревоги.

– Теперь, – выдохнул маг, его голос был хриплым от усилия. Он поднялся, его лицо в темноте казалось пепельно-серым. – Кладку. Быстро, но без рывков. Ищи слабый камень. Тот, что не пропитан рунами до сердцевины.

Они набросились на грубую стену не магией, а руками, осторожно, но решительно выламывая камни там, где защита была тоньше, где свежие руны Ордена легли поверх старых, не проникнув глубоко. Каждый оторванный кусок породы заставлял их замирать, прислушиваясь к гулу сигнальной сети. Но она молчала, обманутая костяным экраном и тончайшей подменой резонанса, приняв разрушение за естественное осыпание древних стен. Сквозь пролом проглянула черная дубовая фактура двери, холодное железо оков.

Они не взломали защиту Ордена. Они проскользнули сквозь нее, как тень сквозь решетку, оставив стражей ада в неведении, пока грубая брешь в кладке зияла за их спинами, скрытая лишь ненадежным камуфляжем из костей и изощренной магической ложью. Самый опасный этап был позади, но тьма впереди, казалось, сгустилась еще больше, готовая поглотить их целиком.

И она поглотила их не как отсутствие света, а как живая, враждебная субстанция. Сырой воздух цеплялся за горло, неся не просто запах плесени и тления, а вкус древнего страха. Под ногами хрустели кости – то ли крысиные, то ли человеческие. Лангар споткнулся, Альмакор едва удержал его.

– Как-то мне не по себе здесь, – прошептал Лангар, нервно озираясь. Его голос дрожал, отражаясь от сырых сводов.