Управляющий, оправившись от удивления, кричит:

– Что он такое вытворяет?

Слышно, как трещат швы на рукаве Сума.

– Этот буйный с вами? – спрашивает он Амелию.

– Да, сударь.

Авель разорвал ткань на плече Сума.

Клеймо на коже вполне читаемо. Клеймо, поставленное много лет назад.

Амелия подходит. Света на площади мало, но она разбирает на левом плече «А» в кружке, означающее «Амелия».

– Вот доказательство, которого вы просили, – говорит она, скрывая удивление. – Клеймо «Нежная Амелия». На рабе метка с моим именем. Он – мой. Это надёжнее всяких бумаг, которые нетрудно и подделать.

Человек с тростью склоняется к плечу Сума. Делает вид, что не может разобрать.

– Тот корабль принадлежал Амелии Бассак, – говорит ему Авель Простак. – Перед вами его владелица. Этот человек принадлежит ей, как и все прочие с таким же клеймом в имении «Красные земли» близ Жакмеля.

Мужчина отталкивает Сума тыльной стороной ладони.

– Это меня негритянка сбила с толку. Где она? Эстер?

Он ищет взглядом пожилую женщину на опустевшей рыночной площади. Она пропала.

– Уж она отведает моей трости! Это она говорила, что раб наш.

Амелия смотрит, как он тихонько подходит к фонтану и подбирает из кучи, видимо, забытых кем-то сочных трав несколько ростков. И прячет в карман.

Потом он сплёвывает на землю и уходит.

По пути на постоялый двор Амелия расспрашивает Авеля:

– Где вы научились таким трюкам, Авель Простак?

– Я этого раба сразу узнал. Когда два года назад мы шли из Африки, я выводил его днём из трюма подышать, вместе со всеми.

Они идут к набережной. В темноте собираются небольшие компании. Полиция закрывает на это глаза, несмотря на запрет собраний.

– Как он очутился в Версале, если был у нас?

Вокруг ритмично топочут босые ноги, гремят семена в калебасах.

– Он принадлежал не вашему отцу, а капитану Гарделю. Как часть его личных покупок в форте Виды. Клеймо у таких слева. Но он, очевидно, продал его кому-то, кто возвращался во Францию.

Какой-то миг Амелия думает про эту череду скитаний и болезненную немоту Сума.

– Подготовьте весь груз сегодня, – говорит она Простаку. – Выезжаем завтра с утра.

Амелия Бассак никогда не предаётся жалости долго.

– Я буду готов.

– Кто выкупил имение Праслена, о котором говорил тот господин? Я должна знать имя того, кто пытался меня ограбить.

– Не знаю. Их сахароварня здесь недалеко, в сторону Большой Реки. Дела у них шли плохо… А насчёт того негра, если вам его правда кто-то подарил…

– Да, это подарок.

– При всём моём уважении, вас провели. У него не все дома. Я его знаю. Он плачет и ни на что не годится. Ваш управляющий Крюкан ещё до осени его укокошит.

– Чем вмешиваться, куда не просят, лучше узнайте мне имя нового владельца имения Праслена. И приведите в порядок костюм, Простак. Трактирщик уже принимает меня за бедную сиротку.

Авель Простак оглядывается на Сума, шагающего позади с потерянным видом. Он оттого так хорошо его помнит, что тогда, на судне «Нежная Амелия», они были чем-то похожи: обоих пугала их новая жизнь. У одного – в аду нижней палубы, у другого – на вантах, с прочими матросами.

Наутро, ровно в пять часов, повозка отправляется в путь, гружённая до предела. Четыре лошади – совсем не лишние. На дорогу до Жакмеля уйдёт несколько дней. Поверх ящиков с мешками накинут и перетянут верёвками брезент.

К середине дня они всё ещё на обширной Северной равнине. Авель Простак правит упряжкой. Амелия сидит на передке телеги. Она оглядывает тростниковые поля по сторонам дороги. Колония Сан-Доминго процветает благодаря этим северным землям, снискавшим острову славу. Во всём мире не найти плодороднее. Сотни плантаторов делят разлинованные реками участки.