– Что?

– Твой друг. Я видела его сегодня. Который строгает дерево.

– Пуссен?

– Да.

Сирим между ними уснула. Где-то мягко шелестят крылья летучих мышей.

– Уверена? – спрашивает Жозеф. – Это точно был Пуссен?

– Он узнал меня.

Лёжа на спинах, они различают сквозь листву разрозненные звёзды. Жозеф рад, что Жак Пуссен в городе. Но как найти ещё и его во всём этом хаосе?

– Думаю, завтра будет спокойнее, – говорит он.

Колокола всё звонят в темноте, со всех сторон. Под кроны деревьев затекает терпкий запах: запах огня и бунта. Жозеф говорит, скоро всё кончится. Но Альма чувствует, что всё, напротив, только начинается. Нет, пахнет не как долина после пожара. Её чутьё ловит запах кремня, когда по нему бьют за миг до того, как трут вспыхнет.

Амелия Бассак ждёт внутри лавки одна.

Дверь со стороны Испанской улицы, куда выходит красивая, окрашенная в синий цвет витрина, была закрыта. Так что она обошла дом сбоку, кликнув несколько раз хозяина, и оказалась перед дверью во двор, где растёт старое лимонное дерево. Звонка нигде не было. Она вошла как воровка. Внутри вместо дверного упора спала кошка.

Кругом идеальный порядок. Лавка скорее напоминает контору нотариуса, чем оптовый склад. У стены большое зеркало – редкая вещь для Сан-Доминго; Амелия остановилась перед ним, убедившись вначале, что никто на неё не смотрит.

Она с любопытством разглядывает себя. Из-за свинцовых разводов на старом стекле отражение смотрится как старинный портрет. Амелия стоит прямо. На ней белое платье, которое во время перехода она стирала каждый вечер. Протёршийся ворот может сойти за кружево. Она вставила в волосы оранжевый цветок, чтобы отвлекать от него взгляд. Будь рядом её наставница мадам де Ло, она непременно назвала бы её замарашкой. Однако Амелии нравится это платье. Она вешала его сушиться в каюте, запершись на ключ в одной нижней юбке, чтобы оно просохло к утру.

В лавке по-прежнему ни души. Амелия перестала звать. Она наслаждается спокойствием, запахом чернил и кожи, тем, как аккуратно лежат тетради на обоих столах, перья ждут в чернильницах, коробочки расставлены вдоль стен по размеру. Она смотрит в окно и рада, что вернулась на остров. Прибыв три дня назад, она тут же отправила кого-то из местных в «Красные земли», чтобы за ней прислали повозку. Она надеется выехать туда завтра, погрузив на повозку всё необходимое, чем закупится у местных торговцев.

Снаружи солнце ещё высоко, но улицы Кап-Франсе понемногу пустеют. Первыми с них исчезают рабы, которые пришли издалека, чтобы провести воскресенье в городе. Они вынуждены возвращаться небольшими группами, шагая по пыли между полями тростника и дремля на телегах. К концу пути совсем стемнеет, и они запоют громче, распугивая бродячих собак.

Амелия думает о Жюстене, темнокожем, которого ей дал версальский садовник. После обеда она оставила его возле фонтана на базарной площади. Так как посчитала, что он может создать не лучшее впечатление, если будет сопровождать её на всех назначенных встречах. Он довольно красивый и мягкий по натуре, но слишком уж печальный и ни разу не сказал и слова. Её заверяли, что руки этого юноши могут творить чудеса. Амелия не знает, почему согласилась взять его. В шестнадцать лет уже поздно верить в сказки.

– Сударыня?

Амелия вздрагивает. Позади стоит совсем молодой мужчина, по-видимому, вошедший тем же задним ходом, что и она. На вид она дала бы ему лет двадцать. Одет он изысканно, на шее чёрный платок, в руке круглая шляпа. Кожа смуглая, как у мулатов или квартеронов.

– Я ищу господина Делиза, – говорит она. – Вчера я посылала ему список.