Две восковые фигуры тоже удаляются триумфальным шествием. Кто-то накрыл их чёрным крепом: мятой шёлковой тканью для траурных одежд. Изваяния парят над головами. Но процессия совсем не траурная – скорее как на Масленицу, когда дозволено всё. Порой шествие останавливается посреди бульвара, чтобы прервать воскресные выступления в театрах. Так, походя, опустошают Итальянский театр и даже оперу, где в первую колонну протестующих вливается вторая. Они идут от садов Пале-Руайаль. Там взобравшиеся на столики кафе люди призывают к восстанию. В петлицы они вставили листья с деревьев.

Похоже, ничто не остановит всё раздающуюся толпу. В тот воскресный день 12 июля она идёт через весь город на запад. Говорят, мосты, по которым лежит дорога на Версаль, охраняются, однако кое-кто из восставших уже предлагает дойти до короля. И вот у сада Тюильри, на подступах к широкой площади Людовика XV, возникает кавалерийский полк. Кони валят всех, кто подвернётся. Лезвия сабель блестят в вечерних лучах. У их противников из оружия лишь бутылки, палки, стулья, которые захватили с садовых аллей, и кружки из-под пива, купленного по пути прямо с крыльца.

На этот раз трое друзей ускользают и бегут вдоль Сены. Мятежники рассеяны. Смеркается.

– Эти беспорядки вам не простят, комиссар Фарадон. Когда станут искать ответственных, вы будете первым на очереди.

За закрытыми ставнями под проносящиеся по столице крики комиссар пятнадцатого полицейского квартала Парижа слушает сидящего по другую сторону стола депутата Жана Ангелика.

– В один прекрасный миг министр задумается, кто же должен был поддерживать порядок. Ему потребуется имя – имя того, кто за всё заплатит. И знаете, чьё имя вытянет он из шляпы?

Комиссар Фарадон молчит. Судя по виду, он начинает догадываться об ответе. Лицо у него серое, как картон, взгляд потухший. Жан Ангелик аккуратно разворачивает невидимую бумажку. И делает вид, что читает:

– Фарадон.

Он комкает и щелчком отбрасывает воображаемый жребий.

– Министр скажет зычным голосом: «Арестуйте-ка Фарадона для начала!»

Картонное лицо комиссара оплывает жёваной бумагой. Ангелик продолжает:

– Я всего лишь депутат от третьего сословия, таких, как я, много. Разумеется, я буду просить за вас. Скажу, какой вы ценный работник. Но роль у меня скромная…

И он действительно смиренно улыбается.

– Нельзя сказать, что мои возможности спасти вас ограниченны… Их попросту нет. Увы, Фарадон. Ни малейшего шанса.

Комиссар смотрит на него оцепенев. Он сидит на стуле, с неправильной стороны собственного стола. Там, где сидят обвиняемые. И не понимает, как Ангелик умудрился отнять у него кресло.

– Король не станет устранять министра, понимаете, Фарадон? Как и начальника полиции. Он поищет на ступеньке ниже. А ниже у нас кто?

Ангелик наклоняется, смотрит под стол, на скрещенные ноги Фарадона.

– Так кто там, ниже?

– Ниже я, – говорит Фарадон. Это его первые слова.

Ангелик вдыхает поглубже.

– Ну так скажите мне, как вы предполагаете действовать?

Комиссар Фарадон с горечью притягивает к себе лежащий на столе лист бумаги. И зачитывает вслух собственные сбивчивые записи:

– «Бассомпьер, с недавних пор проживает на Королевской площади, в доме номер двадцать три. По…»

– Этот адрес ведь в вашем ведении? – прерывает Ангелик без особой нужды.

Фарадон кивает. И продолжает:

– «Подлинный Бассомпьер Клеман умер в 1786 году в Ла-Рошели. Его личность незаконно присвоил себе Пуссен Жак, корабельный плотник, исчезнувший в 1787 году в английских водах и вновь объявившийся два года спустя, когда прибыл из Лондона с не могущими принадлежать ему по праву именем и состоянием».