Акт неповиновения Ариша Ошоева, Даша Ошоева

Сегодня мне приснился один день на Земле…Первый сон в моей жизни. Я не помню, чтобы до этой ночи когда-нибудь видел сны.

Это место сводит меня с ума своим великолепием. Я словно стою на краю света, не в силах пошевелиться и отвести взгляд. Над моей головой висит низкое пурпурное небо, освещенное заходящими лучами солнца. Северо-западное побережье Тихого океана раскинулось на сотни километров вперед. И создается такое впечатление, что даже там, где мой взгляд не может уловить ничего, кроме расплывчатого очертания, береговая линия не заканчивается, а лишь извивается, образовывая знак бесконечности. В этом месте, где, кажется, заканчивается наш мир, ощущается невероятная свобода и обжигающее чувство одиночества, которое нельзя заглушить ничем.

Я словно забрел сюда в своих снах совершенно случайно, запутался в сновидениях, и это единственное место, куда смогло забросить меня подсознание.

И тут я просыпаюсь…

Откуда же моему подсознанию было знать это место, если я ни разу в своей жизни не видел его? Если мои ноги ни разу не ступали на нежный берег Тихого океана, мой взгляд ни разу не скользил по низкому небу, висящему над головой. Я ни разу не вдыхал терпкий запах взволновавшегося ветра, ни разу не ощущал свободу, полную свободу, не обремененную абсолютно ничем.

Или я просто не помню?

Голова начинает болеть, и я поднимаюсь с жесткого матраса. Кровать скрипит, и я прикусываю губы. Когда ноги ощущают дьявольский холод полов, я понимаю, что уже нахожусь в вертикальном положении, но не чувствую, как делаю первый шаг, а следом второй. Голова нестерпимо болит, и я закрываю глаза. Иду на ощупь по своей небольшой комнате, которую мы делим с товарищем. Я почти каждую ночь просыпаюсь от ужасной головной боли, но ни разу за все эти годы, мне не снились сны.

Умываюсь холодной водой, пытаясь вернуться в реальность. Открываю глаза и окидываю взглядом помещение. Если бы я не знал, что в углах стоят металлические кровати, из стены по правую руку торчит небольшой кран, плюющийся соленой водой над ржавым умывальником, а впереди виднеется тяжелая железная дверь, то все эти серые предметы стали бы просто однородной невзрачной массой.

Я до боли сжимаю глаза, чтобы голова прояснилась, желая осознать реальность происходящего после дурманящего сна.

– Что с тобой? – Спрашивает мой товарищ по комнате.

Это первая ночь после его выписки. Он больше двух недель провел в госпитале после полученной травмы. А я эти две недели просыпался по утрам, чувствуя непреодолимое одиночество. Пустая серая комната заполняла всю мою душу и мысли, я чуть ли не сошел с ума.

– Все в порядке, Лео. – Я подхожу к его койке и похлопываю его по плечу. – Доброе утро!

– У тебя вид хуже, чем когда-либо, – замечает Леонид, просовывая ноги в ботинки. – Опять головные боли?

– Скорее приятный сон, – улыбаюсь я.

– Ты говорил, что вчера опять отказался от успокоительного напитка за ужином. Поверь, спалось бы легче. Я уже это тебе третий день подряд вбиваю в голову…

– Лео, я видел сон, – снова произношу я, делая ударение на последнем слове.

– Сон? – Мой товарищ приподнимается и подходит ближе ко мне. – Какой сон?

– Я видел Землю.

Лео фыркает, будто не верит моим словам. Он хочет еще что-то сказать, и уже открывает рот, но его прерывает голос, разносящийся из громкоговорителя.

– Третья группа: 5 минут на подготовку к выходу в столовую. По истечении назначенного времени всем построиться в холле. Время пошло.

– Третья? – Переспрашиваю я, быстро хватая свою куртку. – Мы, похоже, проспали, Лео.

– Наша группа уже в столовой! – Выкрикивает мой товарищ. – Здорово нам влетит за опоздание.

Мы пулей вылетаем из своей комнаты и, перепрыгивая ступени, быстро спускаемся по одному пролету за другим.

Третья группа уже выстроилась в длинную колонну у двери в столовую. Мы пытаемся протолкнуться вперед к самому входу, чтобы посмотреть: не осталось ли там еще кого из наших.

– Робби, – окликает мой товарищ темноволосого парня из нашей группы, стоящего в самом начале очереди.

Я выдыхаю, когда вижу, что еще есть шанс пройти в столовую без опозданий.

– Ты ведь занял для нас, Робби? – Спрашивает Лео, нагло протискиваясь вперед.

– Еще что! – Кидает Ростислав, не взглянув в нашу сторону. – Идите в конец очереди.

– Но ты последний из нашей группы, – прошу я, делая шаг вперед, – пожалуйста, дай нам пройти с тобой.

– Ведь нас накажут! – Вспыхивает Лео.

– Это уже не мои проблемы. – Равнодушно отвечает Ростислав.

– Вот черт! – Лео поворачивается ко мне, и я грустно вздыхаю.

– Надеюсь, твой сон был действительно хорош и стоил всего этого, – иронически подмечает он.

Мы уже собираемся уходить в конец очереди, как я слышу голос девушки около себя.

– Я для вас заняла, – произносит она, делая шаг назад, чтобы пропустить нас с Лео вперед. Она стоит сразу же за Ростиславом, а поэтому, должно быть, услышала разговор.

– Спасибо Вам большое! – Выдыхаю я, глядя на нее.

Девушка улыбается. Ее большие васильковые глаза, совершенно сказочного цвета, становятся еще более глубокими, темно-синими.

– Спасибо. – Произносит Лео, по-дружески кивая.

– Следующий. – Разносится голос из столовой. И Лео подталкивает меня вперед, чтобы я заходил.

Здесь с расписанием строго. У каждого – свое место, свое время и своя определенная очередь. Мы с товарищем берем по большой металлической тарелке и подходим к длинным ржавым столам с такими же скамьями, где заканчивают завтрак наши товарищи, группа, от которой мы сегодня отстали. Все едят в полной тишине, пока еще сонные, не пришедшие в себя после воя сирены.

Сиреной мы называем наш будильник. Здесь все просыпаются строго по нему. Через громкоговорители вылетает странный звук, больше похожий на вой сирены при эвакуации, а не на будящий людей звук. Но мы уже к этому вполне привыкли. В конце концов, это не самое страшное. Некоторые даже в шутку подмечают, что сирена стала новым другом, на которого можно положиться по утрам и знать, что в одну и ту же минуту он тебя точно разбудит. И я до сих пор не могу понять, как мы сегодня проспали и совершенно не услышали надрывный и раздирающий душу вой. Должно быть, Лео привык к больничному режиму, где спать полагается аж до девяти утра, а меня не отпускал чудесный сон, от которого я был не в силах оторваться.

Лео морщится, глядя на полную тарелку перловки.

– Постоянно одно и то же, – кисло произносит он, размазывая кашу по тарелке.

– Не жалуйся. – Подбадриваю я его. – Нам, можно сказать, повезло, что мы вообще здесь оказались. Ты же помнишь: далеко не многим удалось спастись с гибнущей Земли.

Время завтрака пролетает мгновенно, и я не успеваю понять, как я уже оказываюсь на пути к теплицам, которые располагаются по всему периметру нашего акваполиса около прозрачных стен города. Мы находимся на дне самого огромного океана на Земле под толщей темной непроглядной воды. Именно здесь расположилось наше убежище. Здесь Человек нашел пристанище после Последней Войны, которая разрушила всю земную поверхность.

Отчетливо помню первые годы, когда мы были не способны в новых условиях вырастить себе пищу, когда еще не понимали, что пришло время, когда надо трудиться круглосуточно, без права на отдых, без права на усталость. Теперь мы превратились в солдат, которые лишь повинуются приказам. После годового голода, когда на завтрак нам выдавали ложку кислой каши, а на ужин одну гнилую морковину, все мы научились работать. Здесь нет места ни ленивым, ни хитрым.

Я иду по узкому темному коридору, пока ворота не распахиваются и не выпускают меня из огромного серого корпуса. Далее мой путь лежит по извивающимся дорожкам прямо к теплицам, где я и проведу сегодня весь день.

Все идут гуськом, не роняя ни слова. Нас сопровождают люди с автоматами на плечах. Они обычно лишь запугивают, чтобы никто не вздумал ни ускользнуть от работы, ни украсть что-то из теплиц, но иногда и обстреливают, чтобы в строю соблюдался порядок.

Несмотря на тот факт, что мы уже здесь несколько лет, я не могу похвастаться тем, что знаю хорошо кого-то из ребят, хотя уверен, что никто похвастаться этим не может. Мы не привыкли знакомиться и дружить, испытывать симпатию и ненависть. Приучившись отодвигать чувства на второй план, мы даже почти разучились разговаривать и проявлять заботу.

– Группа 137 готова? – Спрашивает темнокожая женщина с короткой стрижкой и татуировкой на шее. Это Регина. Она главная в теплицах. Мы все должны ее слушать. Мой взгляд падает на ее татуировку. Мне всегда было интересно, что там изображено, но я никогда не мог хорошенько разобрать изображение. Кажется, это какое-то растение. А, впрочем, неважно…

Все строятся вдоль теплиц, и Регина громко командует.

– Все по своим местам! Сегодня никаких изменений. Работаем как обычно. Есть вопросы?!

Молчание…

– Тогда за работу!

И мы, как часы, как хорошо отлаженный механизм, принимаемся исполнять указания. Я иду в самую длинную из теплиц. Туда, где растет картошка. Конечно, все в теплицах находится под искусственным освещением. И чтобы хоть что-то могло вырасти, мы каждый день добавляем такой ассортимент химии, что даже самому искусному садоводу такие названия и не снились.

Все работают молча. Лишь изредка кто-то перекидывается парой фраз. Иногда звучат просьбы. Кто-то потерял лопату в груде земли, кто-то порезал палец или поломал лист у растения.