До Лондона добрались без происшествий. Покатили по улочкам мимо кирпичных домов с аккуратными садами. Окна с неплотно сдвинутыми занавесками приоткрывали виды на внутренние покои. Чистота и уют комнат вызывали умиление.

По просьбе графа де Ла-Ротьера они заехали на Лестер-Сквер. Там француз рассчитывал остановиться в пансионе мадам Арто.

Экипаж въехал на большую площадь, застроенную ветхими зданиями. На многих висели вывески с надписями «Ресторан» или «Отель». Однако невозможно было представить себе, чтобы почтенный господин захотел отобедать в таком месте. Тем более остаться на ночлег. Но судя по количеству людей, запрудивших площадь, недостатка в постояльцах местные заведения не испытывали. Находились путешественники и с куда меньшими притязаниями. Для них в окнах отдельных квартир помещались объявления «Table d’hote a cinq heures»4.

Тут и там висели таблички с надписями «говорим по-французски», «говорим по-немецки», «по-испански», «по-португальски». Отовсюду доносилась какая угодно, но только не английская речь.

Здесь граф де Ла-Ротьер попрощался и, выразив надежду однажды оплатить долги, растворился в толпе.

– Между прочим, – сказал Хрисанф Иванович, – наши польские друзья проживают здесь же, на Лестер-Сквер.

– Покажите их дом, – попросил Кирилл Карлович.

– Пансион миссис Уотерстоун. Вон он впереди по ходу движения, – сказал Чернецкий.

Гамбург – это ворота, а Лондон – котел мира. Так думал Кирилл Карлович, пока возница прокладывал дорогу по указанию Чернецкого.

Тем, кому не посчастливилось на родине, стекались сюда со всего света. Надеялись выловить в этом котле шанс на лучшую долю. Князь оглядывался по сторонам. Если были здесь русские, он хотел увидеть их. Но куда больше юноша был рад тому, что не находил соотечественников среди скитальцев.

Амалия и ее спутник стояли у входа в трехэтажный дом. Кирилл Карлович приказал вознице остановиться.

– Вот что, Хрисанф Иванович, я сойду здесь, а вы езжайте в посольство, – выдал юный князь.

– Но позвольте,.. – изумился Чернецкий.

Он с недоумением оглянулся и заметил Амели и пана Зиборского.

Князь отворил дверцу и спустился на землю.

– Но Воронцов,.. – молвил Чернецкий.

– Я скоро, – перебил его князь и крикнул вознице: – Езжай! Пошел! Пошел!

– Но как же вы,.. – голос Хрисанфа Ивановича затерялся в уличном шуме.

Пан Зиборский и Амалия поставили сундучки и саквояж на крыльцо и ждали, когда им откроют. Девушка придерживала большой прямоугольный сверток. «Картина», – догадался князь. Он любовался недавней попутчицей. Ее лицо было спокойным и немного усталым. Она предвкушала отдых после долгой дороги.

– Господа, – окликнул их князь.

– Вы здесь? – удивилась девушка.

– Я решил удостовериться, что все благополучно.

– Благодарю, – ответила Амалия.

Пан Зиборский указал жестом на дверь и сказал:

– Мы дома. Так что нет причин волноваться…

Кирпичные стены, местами черные от копоти, не смущали ни девушку, ни пана Аркадиуса. Князь почувствовал неловкость. Он выскочил из экипажа прежде, чем подумал, что скажет панне Ласоцкой.

Пан Зиборский дернул за шнурок. Дверь отворилась. На пороге появился субъект высокого роста. Из-под широкополой шляпы выбивались рыжие волосы и бакенбарды. По лицу пана Зиборского пробежала тень, какая бывает от неприятной встречи. Рыжеволосый окинул пана Аркадиуса недобрым взглядом и пробурчал:

– Приехали, значит…

Изъяснялся он по-английски.

– Это мистер Уильям Уотерстоун, хозяин пансиона, – пояснила Амалия князю.

Рыжеволосый субъект встал вполоборота, открывая проход в дом. Зиборский жестом показал мистеру Уотерстоуну на багаж панны Ласоцкой.