Живописная и одновременно суровая тропа настраивала на философский лад. Я думала о вчерашнем разговоре у костра. Почему так трудно понять чего по-настоящему хочешь? Перебирая все свои немудрёные планы: закончить школу, поступить в институт, выйти замуж за Игоря, родить детей, жить как все – я не находила успокоения, уверенности, что всё именно так и должно со мною быть. Да, какая-то часть меня очень хотела стандартной счастливой жизни, какой её понимали мои родители, да и все вокруг. И в целом меня это устраивало и грело. Но наступали моменты, как сейчас, когда на фоне храмового величия гор, другая часть меня говорила: «Неужели это и всё, ради чего стоит жить? Разве ты не способна на что-то большее, настоящее, такое же грандиозное, что сейчас наполняет твоё сердце?» Выходит, все мои мечты были не о чем-то настоящем?
Вопрос настоящести происходящего со мной появился у меня не так давно, когда я задумалась о смерти. Как-то на уроке литературы в начале этого учебного года Вера Николаевна рассказала нам о Наде Рушевой, девочке, которая умерла в 17 лет, даже не успев окончить школу, и оставила после себя двенадцать тысяч потрясающих рисунков. Это был конец урока, когда основная тема была уже закончена, и Вера Николаевна, по своему обыкновению, давала нам что-то интересное вне программы. Благодаря ей, русский язык и литература были моими любимыми предметами.
Прошлым летом в издательстве «Ирфон» вышли книги, которые не переиздавались много лет. Среди них «Мастер и Маргарита» Булгакова. Книгу можно было купить только по макулатурным талонам, а у нас как раз скопилось килограммов двадцать старых газет и журналов, которые мама выписывала и читала в неимоверных количествах. Я не спешила их сдавать, в ожидании, что появятся какие-нибудь дефицитные книги, хотя и был соблазн купить очередной томик детективов моей тёзки, Агаты Кристи. И как оказалось не зря выжидала – в числе первых ухватила «Мастера», не без некоторой давки в очереди, конечно.
Я только недавно закончила читать книгу, когда Вера Николаевна в конце урока вдруг начала о ней рассказывать и показывать иллюстрации Нади Рушевой. В тот момент меня потрясло, как глубоко девочка, умершая за год до моего рождения, прониклась книгой. Невозможно было оторваться от её черно-белых набросков, где в нескольких линиях оживали и проживали себя невероятные персонажи булгаковской феерии. Тогда я впервые всерьёз задумалась, зачем дана нам жизнь, какой в ней смысл? Одни живут до самой старости, и от них остаются только фотографии в семейных альбомах. А другие мелькнут быстро и ярко, как метеор, сгорая в атмосфере, но долго ещё продолжаются в памяти человечества.
Рисунки Нади Рушевой, дочки русского художника и тувинской балерины, сделанные порой на случайных клочках бумаги, хранятся в крупных художественных музеях и фондах. «Я их заранее вижу… Они проступают на бумаге, как водяные знаки, и мне остаётся их чем-нибудь обвести» – так Надя описывала свой процесс рисования. После этого я задумалась, а стоит ли мне становиться художницей, действительно ли у меня есть талант? Пока ничего выдающегося я не сотворила, хотя преподаватели хвалили. Есть ли что-то в моей жизни, в чём я могла бы стать метеоритом, сгорая без остатка? А если уже завтра я умру, так же внезапно, как Надя, не успев сделать ничего большого? Тогда зачем она нужна была, эта жизнь, в чём смысл? Почему мои мечты не идут дальше простого обывательского счастья? И только горы напоминают иногда, что есть что-то за пределами мещанского «дом, дерево, сын».
Вдруг, прямо у моего носа, в обрамлении разлетающихся осколков мыслей, возникла рука Игоря. Он помог перевалить через последнюю скальную полку на небольшое плато, где все упали на землю отдышаться и немного прийти в себя, после сложного подъема. Так мы делали всегда, готовясь к кульминации встречи с Папулей.