Да, именно сегодня – в последний день шестнадцатого года, в двенадцать часов дня, по инструкции, выданной в Париже, ему надлежало встречаться со связным. Необходимо было подтвердить свое благополучное прибытие в Цюрих и готовность к встрече со вторым агентом.

Он вынул из нагрудного кармана часы и, открыв крышку, сверил время – двенадцать десятого. Непроизвольно подкрутил пружину на случай, если в зале были агенты, – демонстративно потряс часы перед ухом, вновь посмотрел на циферблат и, щелкнув крышкой, вложил часы в карман. Потом, подозвав кельнера, заказал кофе.

Неспешно отхлебывая напиток, Алексей Николаевич стал осматривать присутствующих в зале. Их было немного.

В центре зала расположилась громко и шумно разговаривающая по-итальянски чета с тремя вертлявыми мальчуганами – от трех до шести лет. У окна, за одним столом, – две пожилые пары, степенно беседующие за все тем же утренним кофе; не то немцы, не то австрийцы; а может, швейцарцы. По углам зала – двое мужчин. Один – слева – среднего возраста, отчего-то в вечернем костюме, торопливо уплетал свой завтрак; второй – справа – вальяжный, лет пятидесяти, с короткой щеточкой усов и бросающимся в глаза ярко-красным платком, торчащим из нагрудного кармана. Этот, уже позавтракав, теперь с важным видом попыхивал длинной сигарой.

«Негусто, однако, – подытожил свое наблюдение Листок. – Этак со всеми обывателями не познакомишься…»

И тут Листку пришла на ум неплохая, как ему показалось, мысль: сделать это возможно сегодня вечером, на объявленном новогоднем обеде. Уж на него-то, пожалуй, явится вся гостиничная аристократия!

Когда вышел из гостиницы, ярко светило солнце, хотя было значительно морознее. Вышел за час до назначенного часа. Не то чтобы боялся опоздать – мастерская «Часовщика» находилась всего в десяти минутах ходьбы – за гостиницей, на улице, параллельной набережной. Но утренний инцидент с австрийской четой вдруг наглядно подтвердил верность назиданий Истомина – даже здесь, в нейтральной от враждующих союзов Швейцарии, у него будет немало врагов. И если уж обыватели ведут себя откровенно враждебно, то местная полиция, связь которой с германской разведкой даже не скрывается, по определению не могла оставить русского офицера без присмотра. Так что, отправляясь на встречу с цюрихским связным, ухо надо было держать востро!

Вероятно, под воздействием этих соображений, выйдя на набережную, он впервые подумал, что было неправильным назначать встречу с «Часовщиком» сразу по прибытии. Разумнее было бы выждать несколько дней, пока швейцарские ищейки не убедятся в его благонадежности. Хотя Истомина можно было понять – до пятого января не так уж много времени. Так что остается одно – быть предельно осторожным и, прежде чем войти в мастерскую связного, трижды убедиться, что не подвергает его опасности. А уж этому его учить не надо – опыта по службе в Воронежском губернском жандармском управлении было не занимать! Оттого-то и вышел на встречу на час раньше. Оттого, постояв за оградой гостиничного двора, свернул не налево, за угол «Eden», за которым до Дуфуштрассе с мастерской «Часовщика» было ближе всего, а направо, в сторону театра. И пошел по уже знакомой ему набережной Утоквай, теперь пестревшей разноцветьем флажков и фонарей – город приготовился к встрече Нового года.

Шел не торопясь, как обычный прогуливающийся турист. К счастью, в отличие от вчерашней прогулки, на набережной было немноголюдно, и он с уверенностью мог сказать, что «хвоста» за собой не вел.

Минут через двадцать дошел до Зекселойтенплац, по которому, в окружении зевак, разгуливали странные ряженые, называемые бегавшими за ними мальчишками «Silvesterklaus». Вспомнил, что 31 декабря у католиков и протестантов празднуется как день святого Сильвестра – канун Нового года.