Алексею Николаевичу эта выходка не понравилась. Он стоял в полумраке узкого помещения, больше похожего на каземат. Единственное окно отчего-то занавешено полупрозрачной тряпкой, из мебели, как можно было различить в полутьме, – только диван вдоль правой стены да заставленный какими-то предметами – не то часами, не то инструментами – широкий стол, придвинутый к подоконнику… Не западня ли?

Он уже взялся было за ручку, чтобы отворить дверь или вышибить ее, если окажется запертой, и… замер. Показалось, что в дальнем углу дивана что-то шевельнулось. От неожиданности стал вглядываться в темноту и, к своему ужасу, понял – на диване кто-то сидит! Не раздумывая, надавил на дверь, но в тот же миг слух резанула русская речь:

– Наконец-то, Алексей Николаевич! С приездом!

У Листка забилось сердце – до боли знакомый голос…

– Да вы прикройте дверь, господин ротмистр! И включите свет. Выключатель справа, – послышалось полунасмешливое со стороны дивана.

Листок потянул ручку на себя и нащупал выключатель.

Когда на потолке вспыхнула лампа, Листок чуть не задохнулся: он, прапорщик Росляков, – слух не обманул! Боже! Родная душа! Единственный, кто выжил в сарыкамышской мясорубке из его контрразведывательной команды! Тот самый Росляков, что, отправляясь в штаб Юго-Западного фронта, не преминул проститься с ним в тифлисском госпитале и следы которого на том и потерялись!

Растерянно прошептал:

– Алешка, ты ли, прапорщик? Как здесь оказался…

Росляков, счастливо улыбаясь, поднялся.

– Я это, Алексей Николаевич, я! Вас дожидаюсь! Только уже не прапорщик, а поручик… Может, обнимемся?

Они сошлись в крепком объятии.

– Боже, Алешка! Почти два года минуло! Думал, и не встречу уж! – запричитал Алексей Николаевич, похлопывая боевого товарища по спине. – В штаб приехал Юго-Западного, а тебя там нет, и никто сказать не может, куда делся! Со званием поздравляю!

Он вдруг оттолкнул новоиспеченного поручика и, держа его за плечи на расстоянии вытянутой руки, глянул ему в глаза:

– Здесь-то, как оказался, бестия? Уж не по моему ли делу?

Росляков усмехнулся:

– По нашему с вами, Алексей Николаевич… Все расскажу, только давайте присядем!

Они плюхнулись на диван. Некоторое время молчали, счастливо рассматривая друг друга.

– Что ж, Алексей Николаевич… – первым заговорил Росляков. – Про вас я, кажется, все знаю – и про Ставку, и про прием государя, и про Бердичев с Русским корпусом…

– Вот как? Разведка, значит, доложила? А про себя что скажешь?

– А про себя скажу коротко. В штабе Юго-Западного с год исполнял службу в Управлении генерал-квартирмейстера, работал в основном по Австро-Венгрии. С полгода как здесь, в Швейцарии. И теперь я иммигрировавший прибалтийский немец – Волтер Шеффер, коммивояжер по часовым делам, специалист по «брегетам», «тиссотам» и всякой попутной дряни. Так что разъезжаю на собственном моторе по Швейцарии, по соседним странам, что весьма удобно…

Улыбка с лица Рослякова внезапно пропала.

– Я ведь, Алексей Николаевич, в действительности «вербовщик», а еще «почтальон» – принимаю от агентов информацию и довожу ее до Русской миссии… А недели три назад получил команду переключиться на ваше дело – подготовить двух надежных помощников да организовать передачу ваших депеш во Францию, а из Франции – указания для вас.

– Двое помощников – это «Часовщик» и «Портье»? – переспросил Листок.

– Они самые. Но о них позже…

– Погоди, Алешка, – перебил его Листок. – Если уж ты ко мне приставлен, то поясни кое-что. По инструкции сегодня я должен был только передать «Часовщику» свой «брегет» – дать знак, что прибыл и начал работу. А уж встреча с тобой предполагалась только послезавтра, как твой Мюллер только что определил. Ты же встретился со мной сегодня… Отчего? Что-то пошло не так?