Вновь искренне полюбовался видом городского театра, неприметно поглядывая по сторонам. И хотя у театра было значительно оживленнее, но и здесь ничего подозрительного не усмотрел. Убедившись в том, прошел дальше – в проулок за театром, выходящим на перекресток с Дуфуштрассе.

Это была одна из тихих, уютных улиц Цюриха рядом с историческим центром. Опрятные двухэтажные дома, примыкающие друг к другу, редкие прохожие, одинокие экипажи, гулко цокающие по каменной мостовой…

Листок намеренно пошел по четной стороне, чтобы издали разглядеть вывеску на первом этаже дома 11 – «Uhrmacherwerkstatt von Hans Müller»[22]. Заметил ее сразу. На всей улице она была наиболее примечательной – красная, вытянутая узкой полосой, с буквами, аккуратно выведенными белой краской.

Не доходя до здания напротив, остановился. Похоже, слежки не было. Но если за мастерской и следили – то, вероятнее всего, из окон этого дома напротив.

По инструкции оставалось последнее – разглядеть знак безопасности в витрине мастерской.

Как и в ресторане гостиницы, демонстративно достал часы – без пяти двенадцать. Постучал по циферблату, встряхнул, поднес к уху. Затем огляделся по сторонам и словно бы невзначай уставился в витрину мастерской Ганса Мюллера. За стеклом висело трое настенных часов – значит, все в порядке. При опасности одни из них отсутствовали бы… Пропустил мимо себя молодую пару, державшую друг друга под руку и куда-то спешившую, и перешел улицу.

Остекленная дверь мастерской натужно отворилась под звон колокольчика и тут же захлопнулась от сжавшейся пружины.

Сначала показалось, что внутри небольшого помещения никого не было. Слева стена с образцами настенных часов, раскачивающих вразнобой свои круглые маятники; вдоль правой и передней стен – Г-образный прилавок. И только присмотревшись, заметил за ним – прямо напротив входа – плешивую макушку пожилого мужчины, склонившегося над каким-то механизмом. На звон колокольчика тот поднял гладко выбритое лицо, откинул на лоб темный цилиндрик с лупой, не спеша водрузил на их место массивные линзы очков и, уставившись через них на вошедшего, поднялся. А поднявшись, оказался невысокого роста полноватым стариком лет шестидесяти, в черной бюргерской жилетке и с темными нарукавниками, натянутыми до самых плеч. И отчего-то – вероятно, из-за выразительно торчавшего носа – он напомнил ему знакомого бердичевского еврея…

– Доброе утро… – произнес мужчина мягко и в то же время с легкой настороженностью в голосе. – Чем могу служить?

Почему-то в голове Листка пронеслось подозрительное – тот ли? Что, если напарник или обычный мюллеровский подмастерье?

И все же приподнял кепи в знак приветствия и, вынимая из кармана золотой «брегет», прошел к прилавку.

– Что-то стали отставать… Не посмотрите?

Старик взял в руки протянутые часы и, не глядя на них, медленно, заученно произнес:

– Часы дорогие, хорошего качества. Не думаю, что с ними что-то серьезное…

– И все же я хотел, чтобы вы их посмотрели.

– Безусловно, мы их посмотрим. Приходите за ними послезавтра…

Весь это безобидный диалог был условленным паролем. Оба удовлетворительно кивнули друг другу. Но в ту же минуту мужчина совершил нечто странное – отложив в сторону часы, он молча, прихрамывая, прошел на угол прилавка и, откинув треугольную крышку, кивнул: проходите!

Листок помедлил. Насколько он помнил, такое инструкцией не предусматривалось. Но хозяин вновь мотнул головой, явно указывая на висевшую за прилавком бархатную штору, скрывавшую, вероятно, дверь в подсобную комнату.

Так на самом деле и оказалось. Однако, распахнув штору и пропустив гостя в раскрытую им дверь, часовщик, казалось, и не думал следовать за Листком. Любезно улыбнувшись, он выждал, когда русский переступит порог потаенной комнаты, и осторожно, как бы извиняясь, прикрыл за ним дверь.