Свою порцию печенья на полднике Андрюха отдал вернувшемуся из лап медички другу. Женька сидел рядом, макал печенье в молоко и с важным видом показывал всем желающим большой чёрный провал посреди белозубого рта с крупными зубами.

Время для Андрюхи снова восстановило свой плавный и размеренный ритм. Он со счастливой улыбкой незаметно отбивал его носком ноги под столом в такт звучавшей в голове любимой мелодии.

Игорь с Сашкой встретились, как и договаривались, ближе к вечеру за «двадцать седьмым» домом на «могилках». Так дворовые пацаны называли маленькие бетонные остовы скамеек. Деревянные бруски с облупившейся от осенней влаги ядовито-зелёной краской, которые должны были лежать сверху, регулярно отрывала сражавшаяся ими по ночам шпана местная со шпаной залетной, регулярно набегавшей повоевать из других районов. Бруски брошенными копьями отступившей после неудачного боя армии валялись вдоль изгороди голых равнодушных кустов. Осиротевшие же бетонные столбики, тут и там торчавшие из мёрзлой земли, и впрямь напоминали своим унылым видом маленькие безымянные обелиски, как на кладбище.

Немного посидели молча маленькими нахохлившимися на первом морозе воробьями, старательно лузгая плохо прожаренные семечки. Разговор не клеился. Сашка понимал, что нужно сказать лучшему другу что-то очень важное на прощание, но заготовленные слова как рассыпались гремящими горошинами внутри головы, так и застряли в расщелившихся половицах памяти. Игорь тоже молчал, испытующе и тревожно поглядывая на Сашку серьёзными серыми глазами. Он всегда такой: больше слушает, чем говорит, а если и скажет что-то, то обязательно неторопливо и только по делу. Сашке порой казалось, что Игорь старше него на многие десятки лет и уже прожил длинную и суровую жизнь, приучившую его не разбрасываться длинными речами без серьёзной на то причины.

Три года близкой и, как говорила Сашкина бабушка, «сердешной» дружбы промелькнули словно за одну счастливо-солнечную неделю коротких осенних каникул. Сашка, говорливый, как быстрая горная речка, вертлявый и непоседливый, точно лёгкий летний ветерок, и Игорь – спокойный и уверенно раздумчивый, накрепко и сразу притёрлись друг к дружке практически с первых школьных дней. После этого в течение трёх последующих лет им обоим твёрдо и бездоказательно верилось, что все последующие бесчисленные дни в своих интересных жизнях они обязательно проведут только вместе.

И вот внезапный отъезд. Все свои вещи родители Игоря собрали и упаковали в холщовые мешки и три потёртых чемодана менее чем за сутки. Ехать они собрались на своём стареньком четыреста двенадцатом «Москвиче» прямо в далёкий Ангарск. Где-то там, в таёжных дебрях, проживала двоюродная сестра матери Игоря, согласившаяся приютить всё их семейство на первое время. Ну, а там жизнь сама всё как надо расставит. Сашка накануне подслушал, как дядя Гриша рассказывал мужикам у кооперативных гаражей, что отцу Игоря «пытаются шить дело». Подробностей и деталей дела он дальше не расслышать не смог, но по молчаливым хмурым лицам, слушавших дядю Гришу, понял – причина для быстрого отъезда весьма серьёзная.

– Я тебе, Санёк, адрес в первом же письме напишу, когда мы на новом месте устроимся. Но много писать не буду, ты же знаешь, у меня по русскому совсем плохо. Лучше ты мне пиши, у тебя хорошо получается. А потом мы немного вырастем и обязательно встретимся. Или ты ко мне приедешь, или я к тебе. – Игорь положил совсем сникшему Сашке тяжёлую руку на плечо и неторопливо по-взрослому продолжил: – И ещё. С Андрюхой Сапуновым, который из второго подъезда, не дружи. Я же вижу, как он всё время вокруг тебя вьётся. Он нехороший человек. Ну, и в обиду себя никогда и никому не давай.