Велан повернулся, и его глаза прошлись по ней, острые, как луч, вырезающий металл.

– Здесь каждая минута – грань. Бездна не ждёт твоего пробуждения. Садись.

Артада заняла место у терминала, пальцы легли на сенсорную панель. Экран вспыхнул, поток данных хлынул перед глазами – частоты, спектры, линии контура. Её учили замечать малейшие сдвиги, но мысли ускользали к сну. Сияющий океан. Его волны были знакомы, будто эхо чего-то, что она видела раньше. Она бросила взгляд на панорамное окно – Бездна пульсировала, и в её тьме мелькнуло движение, подобное танцу воды под звёздами.

– Задумалась? – голос Велана резанул воздух, он стоял за спиной, слишком близко, и её плечи напряглись.

– Нет, – солгала она, заставляя пальцы двигаться по панели, вычерчивая ровные линии. – Всё стабильно.

– Стабильно, – повторил он, и насмешка скользнула в этом слове, тонкая, как лезвие. – Первый день, а ты уже судишь? Сосредоточься. Бездна не терпит отвлечений.

Артада стиснула зубы, но промолчала. Велан видел в ней инструмент, отточенный и безупречный, её навыки – лишь звено в системе, держащее тьму в узде. Но чем дольше она смотрела на экран, тем яснее ощущала – станция жила. Дрожь под ногами усиливалась, слабая, но настойчивая, и ладони стали влажными. Это было не в цифрах, не в линиях. Это было в воздухе, в металле, в её венах.

День растянулся, как тень в пустоте. Учёные – двое, мелькнувшие вчера, – работали в соседнем отсеке, их присутствие выдавали лишь шорох ткани да стук клавиш. Они не смотрели на неё, не нарушали тишину, и Артада начала подозревать, что молчание здесь – не выбор, а броня. Велан подходил к её терминалу, проверяя записи, и с каждым разом его взгляд тяжелел, будто он искал в ней слабину.

– Ты читаешь слишком медленно, – заметил он ближе к вечеру, когда свет ламп стал тусклым, а станция погрузилась в полумрак. – Пропустишь сдвиг – и контур дрогнет.

– Не пропущу, – ответила она, и вызов мелькнул в её голосе, острый, как искра. – Но эта дрожь… Она не в норме. Вы её слышите?

Велан замер, и на миг его лицо напряглось, будто она коснулась запретного. Он быстро взял себя в руки, стряхнув тень с глаз.

– Это станция. Металл, генераторы. Обычное дело. Не выдумывай.

Он ушёл, оставив её с чувством, что она ударилась о стену, холодную и непроницаемую. Артада откинулась в кресле, глядя на экран. Цифры текли ровно, но дрожь не стихала – слабая, как шёпот под кожей. Она закрыла глаза, и сияющий океан из сна вспыхнул перед ней, волны его шептались, касаясь разума. Пальцы сжались в кулаки. Это не усталость. Это нечто большее.

Ночь в каюте принесла тот же сон. Океан приблизился, его голоса звучали яснее, вплетаясь в её дыхание. Артада проснулась, сердце колотилось, и она поняла – Бездна была не только за окном. Она жила в стенах «Зенита», в её голове, и Велан, со всей его властью, не мог её заглушить. Взгляд упал на потолок, где лампа мерцала, слабая, как звезда в бурю. «Что ты прячешь?» – мелькнула мысль, и она не знала, к кому этот вопрос – к станции, к Бездне или к человеку, что держал её в клетке своих правил.

Касир шагал по коридору «Горизонта», и каждый шаг отзывался глухим звоном в металле под ногами. Станция была старой – ржавчина проступала на панелях пятнами, будто шрамы, а свет ламп дрожал, словно не решаясь гореть ярче. Тишина здесь была густой, почти живой, она заглушала слабый гул систем, и Касир ловил себя на том, что вслушивается в неё, как в шёпот ветра. Это место отличалось от «Келесты» своей пустотой, своей глубиной, цепляющейся к мыслям.

Он вошёл в наблюдательный отсек, где Ирэн уже стояла у терминала. Её механическая рука – стальное сплетение проводов – двигалась с мягким щелчком, вводя команды, а лицо оставалось неподвижным, как маска. Но Касир заметил, как дрогнули её губы, когда он приблизился, – тонкий намёк на напряжение.