– Мой свет, – шепнула она, голос её дрогнул, полный нежности. – Ты родилась в бурю, но мы здесь.

Торин кивнул, его взгляд вернулся к терминалу, где данные о давлении мигали синим светом, и он добавил, голос его звучал устало, но твёрдо:

– Мы всегда будем здесь, малыш. Даже когда фильтры трещат.

Станция вокруг них жила напряжённым ритмом: её коридоры гудели от работы машин, стены дрожали от вибраций, а обитатели, скрытые за переборками, сражались с ржавыми контурами, их голоса тонули в гуле. За окном простиралась пустота, её чернота подступала к стеклу, но багровый свет Эридана-7 отгонял мрак, заливая отсек тонами угасающего пламени. Лира и Торин сидели рядом, их руки сплелись над дочерью, и тепло их тел стало её первым убежищем в этом мире, где воздух гудел, еда оставляла привкус железа, а звезда за окном медленно умирала, оставляя станцию в её тени. Артада дышала ровно, её грудь поднималась в такт гулу фильтров, и этот миг, окружённый багровым светом и теплом родителей, стал её первым воспоминанием – хрупким, но живым, рождённым в сердце умирающей звезды.

Тусклый свет ламп дрожал в инженерном отсеке «Келесты», их слабые лучи плясали на стальных стенах, покрытых пятнами ржавчины и тонкими трещинами, пока станция гудела низким рёвом, пронизывавшим её остов до самых глубоких артерий. Пол, усеянный мелкими обломками проводов, кусками изоляции и серой пылью, холодил босые ступни Лиры, сидевшей среди россыпи инструментов, чьи металлические рукояти потемнели от времени и бесконечных прикосновений. Её мозолистые пальцы, покрытые шрамами от старых ожогов и порезов, ловко соединяли линии контура освещения, высекая слабые искры из треснувших контактов, чьи края почернели от перегрева. Воздух, пропитанный едким запахом смазки, перегретого металла и едва уловимой кислинкой синтетических растворов, оседал в лёгких, оставляя горький привкус на языке, пока Лира склонилась ниже, её серый комбинезон, пропахший озоном и потом, натянулся на плечах. Капли пота стекали по её лбу, падая на ржавую панель, где они шипели, испаряясь от жара проводов. За её спиной массивное окно открывало вид на Эридан-7, чей багровый свет струился сквозь толстое стекло, заливая отсек мягкими отблесками, пульсирующими в такт вибрациям станции, чьи стены дрожали от работы изношенных генераторов.

Артада, трёхлетняя девочка с тонкими ручками и спутанными волосами, шаталась на неровном полу, её босые ноги оставляли слабые следы в пыли, осевшей на стальных плитах. Она шагнула вперёд, её ладошки, липкие от синтетического сиропа, которым кормили детей станции, потянулись к краю ящика, чья поверхность потрескалась от времени и покрылась тонким налётом ржавчины. Пальцы её сжались на холодном металле, оставляя влажные отпечатки, и она подняла взгляд к окну, где багровый лик Эридана-7 горел в черноте пустоты, его волны дрожали, отражаясь в её глазах, блестящих от любопытства. Лира замерла, её руки остановились над проводами, и лёгкая улыбка тронула её губы, смягчив усталые черты лица, изрезанные морщинами от напряжённых дней. Она отложила инструмент, его лезвие звякнуло о панель, оставив слабую царапину, и подхватила дочь, её тёплые ладони обняли её, поднимая к стеклу, чья поверхность покрылась тонким слоем инея от холода космоса.

– Хочешь звёзды, мой свет? – произнесла она, голос её звучал мягко, но в нём мелькнула хрипотца, рождённая усталостью и сухим воздухом станции.

Артада протянула руку, её пальцы коснулись стекла, оставляя липкие следы, и она выдохнула, пар её дыхания растворился в холоде отсека, окружённого стальными переборками. Багровый свет окрасил её лицо, отразившись в её глазах, и она засмеялась, её голос, звонкий и чистый, пробился сквозь гул машин, эхом отразившись от стен. Лира прижала её ближе, её грудь поднялась в глубоком вдохе, и тепло её тела окружило девочку, чьи ладошки сжались на ткани комбинезона, пропитанной запахом масла и металла. Дверь отсека скрипнула, её ржавые петли застонали под напором, и Торин вошёл, его шаги гремели по стальным плитам, оставляя слабые отпечатки в пыли. В руках его дрожал планшет, экран которого мигал синим светом, отбрасывая тени на его лицо, измождённое от бессонных часов за расчётами орбиты. Он взглянул на дочь и подмигнул, но его лоб нахмурился, пока пальцы листали данные о перепадах энергии, чьи графики плясали на экране, словно пойманные в бурю.