Никита молча слушал. Потом медленно выдохнул, по-военному, в нос, коротко.

– Чёрт. Ты даже на тормозной путь смотришь с философией. А я думал – просто сбились с маршрута.

– Маршрут никогда не бывает простым, Никита. Особенно если ты везёшь не только груз, но и свою историю.

Он снова посмотрел на иллюминатор. За ним всё так же вращалась замороженная тишина.

– Ну, Хазарис… Тогда давай узнаем, что осталось на этой станции ты же хороший рассказчик вот и раскажешь. Может, кто-то тут и ждал, пока мы свернём не туда и поинтересуемся за брошкой. -Никита наполовину шутил наполовину говорил серьёзно.

И хазарис начал рассказывать о станции о её прошлом, стройке, её судьбе, а Никита менял маршрут в Эджбург.

Станция-призрак осталась позади, медленно исчезая в хвосте траектории. Никита не любил прощаний – особенно с местами, где будто бы ничего не случилось, но внутри всё перевернулось. Он не сказал ни слова, когда Буцефал снова вошёл в гиперкоридор, лишь кивнул Хазарису и нажал на старт импульса.

В гиперпространстве время снова потекло, как след дождя по стеклу: быстрее, чем осознаёшь, но всё равно криво. Пространство гудело, вибрировало, складывалось и разворачивалось, будто кто-то мял огромную карту перед лицом. На экранах тянулись абстрактные формы, как отпечатки чужих маршрутов, словно здесь до них кто-то уже проходил и оставил вмятины в ткани реальности.

Буцефал держал курс. Неуверенно, как старая фура по зимней дороге – немного в сторону, чуть трясёт, но ползёт, потому что другого пути нет. Никита сидел в кресле, вцепившись в подлокотники. На губах застыли слова, которые он так и не произнёс отчалив той станции.

– Мы идём правильно? – наконец спросил он.

– Да, – мягко ответил Хазарис. – Эджбург через шесть минут. Координаты проверены. Воздействия остаточных конфликтов не обнаружено.

– Хорошо бы, – пробормотал Никита.

Сигналы стали плотнее. Пространство начало сворачиваться. Свет ушёл, уступив место глубокому, спокойному фону, будто грузовик выныривал из долгого сна.

И вот – Эджбург.

Станция возникла перед ними как живая механическая капля, зависшая на фоне серо-синего газа Планеты под ними. Постепенно после выхода из гиперпространства она увеличивалась на глазах. Кольца планеты отсвечивали сбоку, медленно двигаясь, как старый мультфильм. Эджбург тянулся вдоль свонё центральной оси из стали и пластиковых корпусов – жилые модули, купольные ангары, обширные доки с гравитационными зацепами. Света было много – не роскошного, как на столичных станциях, но рабочего: сигналки, направляющие маяки, служебные прожекторы. Жизнь тут не радовалась, не гуляла но продолжалась день за днём. Возможно тут ыбли и более светлые модули Никита не знал он ездил сюда по работе, в не ради развлечений. Вдали от центральной оси тоже находились различные орбитальные модули, большие и малые, их было много но они терялись на фоне центральной оси Эджбурга.

– Красивое место, – сказал Никита вслух. – Как шахтёр, который бросил пить и занялся сельским хозяйством.

– Атмосфера соответствует категории «функциональная усталость», – прокомментировал Хазарис.

– То есть ты подустал и всё, как надо? Ладно отдыхай…– как только Никита произнёс отбой Хазарис исчез. Вот и место разгрузки

Буцефал пошёл на стыковку. Магнитные крюки приняли его без возмущения, станция будто бы лениво зевнула и впустила ещё одного дальнобойщика на обочину.

– Всё. Приехали, – сказал Никита, щёлкая фиксаторами.

Он встал, потянулся и поправил комбинезон.

– Пойдём выяснять, кто заказал ящик с крио заморозкой». Хазарис не отвечал он спал но хорошо слышал Никиту.