Голова гудела нещадно. На лбу вздулась лиловая шишка, отчего весь череп стал казаться непропорциональным, как у инопланетянина. А я в них тогда ещё верил. С того дня моя жизнь сильно изменилась… Я стал… слышать музыку. Я слышал её повсюду: в шелесте листвы, вое ветра, шуме дождя. Улавливал невиданные, удивительные созвучия, разглядывая звёзды глубокими вечерами или провожая солнце за горизонт, любуясь его последними лучами. Я пытался записывать услышанную музыку. Родители, видя мои склонности музицировать, наняли мне хороших учителей. Но я никак не мог понять, сочиняю ли музыку сам, либо просто записываю услышанные в далёких космических сферах созвучия, чудом просочившиеся на Землю. Они поражали мой детский разум своей необычной гармонией. Иногда музыка пугала меня. Теперь я понимаю, что та железка, опустившаяся мне на голову вследствие несчастного случая, скорее всего, пробудила какие-то потаённые участки мозга, отвечающие за творческое, созидательное мышление. Если б не тот фееричный удар по голове, я бы, скорее всего, так и остался бы обычным мальчишкой и не связал свою жизнь с музыкой. Хотя… если так разобраться, я её с ней и не связал в итоге…

В голосе санитара послышалось разочарование. После столь яркого красочного рассказа так непривычно было слышать ноты уныния в его таком жизнерадостном голосе.

– Ну-ну, полно тебе! – пожурил его Пётр Игоревич. – Какие твои годы, Арси? Всё ещё будет! Вот придут новые времена, жизнь наладится, и исполнишь ты свою мечту. Поверь, в этой жизни каждый становится тем, кем втайне мечтает стать…

Весьма опрометчивое заявление. Арсений №1 хотел ещё что-то рассказать, но наш путь подошёл к концу.

Пётр Игоревич привёл нас к дому со светло-голубой облицовкой. На участке, окружавшем дом, росли сирень и тюльпаны. Недавно хозяева высадили молодые плодовые деревца. Суждено ли им было дождаться их плодов или хотя бы их цветения? Начиналась осень. В наших краях она была чудесной: тёплой, сухой, солнечной, и напоминала весну, но никак не осень. Всё стояло зелёное, только листья тополей слегка золотились и загибались по краям.

От калитки к дому вела узкая дорожка, посыпанная гравием. Придомовая территория и сам дом выглядели ухоженными.

Почему-то мне было страшно заходить в тот дом, хотя я никогда не боялась пациентов. Но тот дом… Почему-то от него веяло какой-то опасностью.

Нас никто не встретил. На столе в кухне сиротливо стояли чашки с коричневым ободком. В распахнутые окна ворвался ветер, колыша занавески и неся с собой запах дождя. По дому гулял сквозняк.

В спальне на кровати мы обнаружили пожилую женщину без сознания. Её лицо было покрыто красными пятнами. Она тяжело дышала.

Пётр Игоревич привёл её в чувство, оказал первую медицинскую помощь. Он подозвал Арсения №1, чтобы тот помог женщине сесть, а мне велел отойти.

– Что это, Пётр Игоревич? – обеспокоенно спросила я.

– Похоже на ветрянку, – ответил он. – Ты болела в детстве?

Я помотала головой.

– Тогда что стоишь? Вон из дома!

Врач выпроводил меня. Он изначально был против, чтоб я шла в посёлок. Да я и сама не знала, зачем увязалась за ними. Наверное, чтоб сбежать подальше от Арсения №2.

Ветрянка… Подумаешь? Как можно бояться ветрянки в лепрозории? Там всегда есть нечто пострашнее… Но Петра Игоревича я всё же послушала и вышла во двор.

Да, интересно, откуда только она могла взяться? На обратном пути врач сказал, что к больной недавно приезжали родственники. Они, наверное, и принесли заразу.

Течение болезни было не тяжёлым, так что пациентку не стали госпитализировать, тем более, она сама отказалась.