Звездная сборка Евгения Усачева

Много лет я пыталась понять, с чего всё началось, но потом бросила это неблагодарное дело. Меня мучил один, наверное, самый важный вопрос: с какого момента моя жизнь свернула куда-то не туда, на одну ей известную окольную тропу, которая привела меня именно к тому, что я имею на сегодняшний день? Где та точка невозврата, после которой всё стало так сложно, мрачно и неустроенно в моей судьбе? Раньше я думала, что человек, с которого всё это началось, встретился мне несколько лет назад и перевернул всё в моей душе. Теперь же я понимаю, что всё гораздо обширнее и запутаннее, и ответ на вопрос «почему?» следует искать в глубоком детстве, вскрывая пласт за пластом неповоротливое время, словно труп на операционном столе, чтобы докопаться, наконец, до истины. Наверное, уместней бы было спросить: «Когда?» – но и здесь я натыкаюсь на неразрешимые противоречия.

До моего первого детского воспоминания меня будто не существовало. Я помню лишь тьму, окутывавшую моё сознание. Может, она длилась один миг, а может, миллион лет – временные рамки были размыты – да их просто не существовало! Но в какой-то миг моё сознание пронзила ослепительная в своей простоте и величии мысль. Одна короткая фраза: «Я есть!» – фраза, с которой начинается любое осмысленное существование, дала начало и мне. Сначала она была произнесена мысленно в темноте. Мало ли, в какой именно темноте: может, в темноте до земного воплощения, а может, в потёмках детской комнаты, в самом раннем младенчестве, когда слабый огонёк разума только начинает разгораться в голове. Кто говорил: «Я есть», кто в тот момент осознавал себя, остаётся неизвестным. Личности ещё не было, я не умела ни думать, ни говорить, может, я даже не имела тела на тот момент, но таинственная фраза произносилась чётко и ясно. Она пронизывала всё. Она была всем. Наверное, это непростое воспоминание было воспоминанием о Боге, о той первопричине всего, что заставило меня быть. Он один заключал в себя эту всеобъемлющую идею о самой возможности существования, которую вложил во все свои творения. Может, момент произнесения кем-то или чем-то, чем я тогда была, этой таинственной фразы «я есть» и являлся моментом отделения бессмертной души от Бога, чтобы затем продолжить свой земной путь. Это даже не воспоминание, а своеобразная информационная прошивка в подсознании, как подпись автора, который над ним работал. И вот затем настоящее, земное, самое первое воспоминание выныривает из этого мрака, поражая своей детальностью и красочностью.

Это был обычный будний день. Мы с отцом ехали куда-то на общественном транспорте. За окном было всё волшебно, как и всегда бывает в детстве. Неопределённое время года вокруг не портили ни морось, ни небо, затянутое тучами, ни затхлый серый городишко, по главной улице которого катила старая проржавевшая каракатица. Это теперь-то я живу в роскошном старинном городе и порою не замечаю его красоты, воспринимая её, как должное. Но тогда, в детстве, захолустье, в котором я выросла, виделось мне чуть ли не столицей мира. Впрочем, это не главное.

Я плохо помню обстановку в автобусе. Я сидела у окна, а рядом со мной находился кто-то безликий, и нерушимая тугая стена из тёмных попутчиков громадой возвышалась над ободранными креслами. Я не особо обращала на неё внимания. Мой сосед сошёл на одной из остановок, рядом со мной освободилось место, но папа его не занял. Он продолжал стоять, будто влитый в стену попутчиков, и смотреть на меня. И тут вдруг в автобус зашёл один мужчина… При виде его всё внутри меня скрутило в пружину. Дело в том, что у мужчины было настолько обезображено лицо, что смотреть на него становилось жутко. Я не знаю, что с ним случилось. Обрёл ли этот человек настолько пугающую внешность из-за несчастного случая, либо из-за какой-нибудь болезни, но при взгляде на него, думаю, большинство людей прошиб бы холодный пот. Мужчина, как ни в чём не бывало, направлялся к единственному освободившемуся месту, а я в тот момент молилась, чтобы он не сел рядом со мной. Сколько мне было? Лет пять, может, четыре. Я тогда не знала молитв. Не знала, что вообще можно молиться. Наверное, сработали, как говорится, настройки в душе «по умолчанию». И они не помогли. Тот мужчина всё-таки сел рядом со мной, и мне оставалось лишь терпеть его присутствие рядом всю дорогу, без единого звука, чтобы ничем не выдать своего детского страха и отвращения, чтобы люди вокруг не сказали и не подумали: «Какая невоспитанная девочка! Наверное, вся в родителей!» И я терпела. Просидела весь путь, как на иголках. Думаю, раз я помню всё это в мельчайших подробностях спустя двадцать пять лет своей жизни, значит, в этом что-то есть, возможно, сильный страх, испуг, стресс, наложивший отпечаток на психику.

Теперь я понимаю, как это было малодушно с моей стороны – испугаться в тот момент – но в своё оправдание хочу сказать, что я стоически вытерпела всю дорогу, и на моём лице, сделавшемся вдруг каменным, не промелькнуло никаких эмоций за весь путь, а когда автобус подъехал к моей остановке, я вежливо спросила у незнакомца, выходит ли он. Мужчина не выходил. Он пропустил меня. Я вышла на улицу и провалилась во тьму. Дальше я снова натыкаюсь на всеобъемлющий мрак, словно моё сознание вновь отключили.

Или вот ещё одно воспоминание. Может, оно было первым, а озвученное мною ранее – вторым. Произошли описанные события тоже примерно в четыре-пять лет.

Подробности той ночи чётки и ясны в моей голове до сих пор, хотя прошло более четверти века. И, может, мой рассказ покажется невероятным, но то, что я хочу поведать, – чистая правда. Не помню точно, но, скорее всего, на дворе в ту пору стояло лето. Я помню обстановку в спальне, как именно располагались кровать, шкаф, стулья, как колыхались занавески от ветра. Помню своё состояние. Мне не спалось. Было часа три ночи. Я лежала на левом боку с закрытыми глазами, лицом к дверному проёму. Дверь в соседнюю комнату была открыта. В окно бил яркий лунный свет. В какой-то момент, отчаявшись заснуть, я распахнула глаза и увидела высокого мужчину в тёмных одеяниях. Он стоял впритык к моей кровати. От него не веяло враждебностью или каким-либо негативом, но я всё равно ожидаемо испугалась, вскрикнула и быстро отвернулась к стене, зарывшись в одеяло.

Спустя несколько минут, когда страх отступил, я повернулась лицом к спальне. Его уже не было. За несколько мгновений я в подробностях запомнила его образ, его одежду. На нём была надета чёрная мантия или накидка. Такие носили в средние века. Внешности незнакомца я, к сожалению, не разглядела: длинные волосы падали на лицо. Может, оно тоже было обезображено, и «призрак» скрыл его волосами, чтобы не пугать меня ещё больше? Ещё я помню, что его окутывала какая-то зеленоватая аура. На следующий день я рассказала родителям и бабушке о своём необычном госте, но мне, конечно, никто не поверил. Все сочли, что этот человек мне просто приснился. Но как может в подробностях вспоминаться сон, приснившийся более четверти века назад? Нет, я точно не спала тогда. Я чётко это помню. Ночной пришелец был реален. Но кем он был? И с чего я решила, что он тогда ушёл? Может, он просто скрыл себя? Появился на миг, чтобы показаться мне, а затем снова стал невидим, и всю мою жизнь незримо влиял на меня, на мои чувства, мысли и поступки, направляя мою судьбу по запланированному сценарию? Я больше склоняюсь к этому варианту.

И вот, когда мне показалось, что я наконец-то докопалась до истины, нашла причину своей неустроенности и бесконечных личных проблем, она снова упорхнула из моих рук. Я поняла, что и то, что происходило со мной в детстве, уже являлось следствием иной судьбы, выходившей за рамки моего текущего воплощения. На верном ли я пути в своём познании? Пока всё выглядит запутанно, но я надеюсь, что в будущем оно сложится в логическую картину, и я наконец-то охвачу её одним взглядом.

Воспоминания, в частности детские, имеют забавную природу. Ты можешь знать, что было, осознавать некоторые события, как неоспоримый факт, но одновременно не помнить их. Так и я. Не помню ничего из своего детства, кроме тех двух воспоминаний. Конечно, я знаю, что пошла в школу в семь лет, а в музыкалку ещё раньше. Знаю, что каждое лето ездила с бабушкой в красивый санаторий на севере области, располагавшийся среди роскошных хвойных лесов. Мне там очень нравилось. Ещё знаю, как звали наших кота, собаку, корову и двух её телят. Знаю, что у меня было много игрушек, но совсем не было друзей. И что училась я, бывало, отлично, бывало, хорошо. Но ни одной живой картинки не всплывает при этом в мозгу, будто все эти знания – лишь сухая констатация факта, набор пунктиков биографии, вшитых в разум.

Следующая «живая» картинка в моём воображении отображает события, произошедшие лишь восемь лет спустя. Мне двенадцать-тринадцать лет, и я с родителями отдыхаю на море, в чудесном благословенном краю, вид которого запечатлён в моей памяти. Всё остальное – снова набор сухих фактов: одиночество, оскорбления и издёвки одноклассников, выступления в музыкальной школе. Но, начиная с отрочества, воспоминания, именно как картинки, всплывают уже чаще, поддерживая иллюзию беспрерывности жизни, а то, что произошло за последние десять лет, я ярко помню во всех деталях.