Звери. Во власти порока Рин Рууд

1. Глава 1. Помогите!

— Помогите! — верещу я и задыхаюсь от ужаса. — Кто-нибудь! Помогите!

Да вряд ли меня сейчас кто-то услышит, а если и услышит, то не почешутся помочь и вызвать полицию. Сколько таких, как я, в подворотнях столкнулись с мерзавцами и насильниками?

Он нагоняет меня. Я чувствую его перегар, слышу тяжелое дыхание и глумливый смешок. Хватает за капюшон, дергает на себя и через мгновение впечатывает в кирпичную стену. Уродливый, с кривым носом и красными прыщами.

— Помо…

Прижимает ладонь ко рту, от которой несет жареной рыбой и чем-то кислым. Сердце заходится в диком и животном страхе. Я мычу, получаю оплеуху, от которой звенит в ушах, и я оседаю на пол.

— Сука, — пьяно хрипит и тянется к ширинке.

Я отползаю к мусорным бакам, и из тени выплывает кто-то большой, высокий, широкоплечий и бесшумный.

— Нехорошо, — говорит этот кто-то низким голосом, что походит на рык.

— Свали нахрен! — рявкает мой преследователь, резко разворачивается к гостю, чье лицо скрыто в тени, и выхватывает из кармана нож. — Она моя…

— А я оспариваю эту несусветную глупость.

Мне кажется, что глаза великана вспыхивают желтыми искорками. Я пытаюсь встать, поскальзываюсь на гнилой кожуре банана и опять падаю на попу. Кривоносый с ножом кидается на верзилу:

— Я тебе кишки выпущу…

А дальше происходит то, что будет меня преследовать до конца моей недолгой жизни. Незнакомец молча и ловко перехватывает запястья уличного маньяка, с хрустом выворачивает кисть под оглушительный визг, а после и вовсе ломает руку, как сухую ветку. Без слов. Вопль боли режет мой мозг паникой, которая сковывает тело ледяными цепями.

— Пасть закрой, — глухо урчит незнакомец в лицо моего преследователя, который падает на колени и замолкает. — Зря ты на меня кинулся, но, видимо, девочка очень понравилась, да? — обхватывает его голову. — Я бы сказал, что в следующий раз хорошенько подумай, прежде чем прыгать на Альфу, однако следующего раза не будет.

Хруст, что пробивает барабанные перепонки, и тот, кто хотел сегодня надо мной надругаться, падает мешком на растрескавшийся асфальт с неестественно вывернутой головой вправо.

— Нет, господи… нет… — вжимаюсь в стену. — Нет…

Зря я задержалась сегодня в университетской библиотеке. Очень зря. И зря не вызвала такси, решив, что до общежития не так далеко. Где были мои мозги, когда я вздумала на ночь глядя идти по переулкам?

Бесшумно и равнодушно перешагивает через свою мертвую жертву, будто это не человек, а реально мешок с картошкой. Тянусь к стеклянной бутылке, не спуская взгляда с массивных кожаных ботинок. Я не в состоянии поднять глаз.

— И кто это у нас тут такой испуганный сидит? — надо мной нависает огромный мужик с густой черной бородой и скалится в улыбке.

От него почему-то пахнет терпкой хвоей и дождем. На секунду мне кажется, что слышу шелест крон, но мы в грязной вонючей подворотне.

— Оставьте меня… — сдавленно отзываюсь я и по телу прокатывается холодный озноб от пронизывающего взгляда черных глаз. — Пожалуйста… Я ничего никому не скажу…

— Я привык следовать одному важному правилу, — понижает голос до вибрирующего шепота, — если отбил самку, то самка моя.

— Нет… — касаюсь кончиками пальцев горлышка бутылки.

— Да, — присаживается на корточки и щурится. — Я оспорил тебя, теперь ты моя.

Дергаюсь чуть влево, хватаю бутылку, которую разбиваю о голову жуткого бородача, а он лишь в ответ моргает. По виску и скуле бежит струйка крови, и я перевожу недоуменный взгляд на горлышко в своей ладони.

— Нехорошо, милая, — утробно рычит.

Мягко перехватывает мою руку, когда я хочу полоснуть острыми краями горлышка по его лицу, и сдавливает запястье. Сейчас сломает. В тихом отчаянии смотрю в горящие гневом желтые глаза, и накатывает слабость. Горлышко с тихим звоном разбивается об асфальт, меня ведет в сторону под волной головокружения. Ныряю в омут обморока, из которого меня вырывает тошнота.

Я болтаюсь из стороны в сторону. Кряхчу, и лишь через секунду десять понимаю, что меня куда-то тащат на плече, придерживая за бедра.

— Нет, — неразборчиво мычу я и пытаюсь взбрыкнуть, но лишь слабо дергаюсь. — отпустите… Пожалуйста…

Молчит, размашисто шагает, и я напрягаю шею, чтобы голова перестала болтаться.

— Простите, я не хотела бить вас бутылкой, — жалобно всхлипываю.

Отвечает мне коротким и недовольным рыком, который не обещает мне ничего хорошего.

— Вы же хотели меня спасти… Да? — стараюсь говорить убедительно, но голос дрожит. — И я вам очень благодарна, а теперь отпустите меня…

Опять рычит, и его рык отзывается вибрацией страха где-то в кишках, и я вновь повисаю на плече безвольной куклой, у которой только ресницы вздрагивают. Опять на дно затягивает темная тишина, из которой я выплываю, когда незнакомец чуть ли не закидывает меня на заднее сидение внедорожника. Со стоном сажусь, пошатываюсь и слышу:

— Без глупостей.

— Отпустите меня… — в глазах темнеет, и я роняю подбородок на грудь.

Захлопывает дверцу, вздрагиваю и валюсь на сидение. Когда этот черт бородатый успел меня чем-то накачать?

— За черта бородатого можно и отхватить, — темнота вибрирует густой яростью. — Ничего, я займусь твоим воспитанием.

2. Глава 2. Нет!

— Ты нахрена ее сюда притащил, Адам? — спрашивает злой и возмущенный голос. — Мы тут собрались картишки раскинуть нажраться, побузить и пойти кому-нибудь зад надрать.

С трудом разлепляю глаза. Размытое пятно обращается в рыжего и злого мужика. И этот тоже с бородой. С серьезной такой бородой, окладистой, уложенной и очень ухоженной. Я люблю рыжих, но не таких.

— В смысле не таких? — мужик хмурит брови, и в его зеленых глазах вспыхивают искорки гнева.

— Ты не милый, — хрипло отвечаю я, еле ворочая языком. — Рыжих целует при рождении солнышко, а тебя… тебя…

Я задумываюсь и прихожу к выводу, что этот рыжий громила сам может поцеловать солнышко. Поцеловать, а после раскрошить в своих ручищах и сожрать его.

— Как я тебе сожру солнце? — сводит брови вместе, а я пожимаю плечами.

Я лежу на софе в комнате, утопающей в полумраке. Я не могу ни на чем сфокусировать взгляд, кроме лица рыжего мужика. Все вокруг размытое, плывет пятнами.

— Сильно ты ее, Адам, — рыжий распрямляется и смотрит куда-то в сторону.

— Она сопротивлялась, — глухо отвечает одно из пятен.

— Если так, то вопросов, конечно, у нас нет, — отвечает третий мужской голос, и я недовольно вздыхаю.

Сажусь и упрямо вглядываюсь в мутные тени. Третий. Тут еще третий. Я должна увидеть всех врагов в лицо. Туманный калейдоскоп замедляется, пятна сливаются, и я вижу за столом третьего. И этот третий тоже одарен густой растительностью на лице. Светло-русый и голый по пояс. Когда я понимаю, что уже минуту пялюсь на его мускулистую грудь с небольшими розовыми сосками, я обескураженно морга и поднимаю взгляд. Скалит ровные зубы в улыбке, и подмигивает.

— А она миленькая, — говорит он.

— Слюни подбери, Эмиль, — мрачно отвечает черная тень напротив него.

Они все бородатые, а я одна тут с гладкими щеками. Как неудобно. Прижимаю ладони к лицу, и не знаю, как себя оправдать.

— Ты ей знатно мозги взболтал, — Эмиль чешет шею и хмурится.

— Он меня чем-то напоил, — медленно отвечаю я и перевожу взгляд на рыжего, гадая, как его зовут. — Но я не знаю, когда успел. Вот извращенец… Да? — я хмыкаю и откидываюсь на спинку софы и тяну руку. — Можно я потрогаю твою бороду?

— Нет.

— А зачем ты тогда ее отрастил? Она такая рыжая, — расплываюсь в улыбке. — А ты везде рыжий?

И меня не смущает мой провокационный вопрос. Мне действительно интересно, а везде ли он рыжий? Вздыхает и наклоняется. Пропускаю его жесткую бороду сквозь пальцы. Вглядывается в глаза и сердито шепчет:

— Мартин, — хмурится и ухмыляется, — и да, я везде рыжий.

Щелчок в голове. Взгляд проясняется, и я понимаю, что держу какого-то разъяренного мужика за бороду. Крепко так держу, а он тихо и утробно рычит.

— Мартин, — зло шипит Адам и со стуком отставляет стакан на стол. — Ну вот какого хрена, я тебя спрашиваю?

Сглатываю, отпускаю бороду рыжего Мартина и медленно убираю руку за спину. Мы в гостиной с камином, в котором тихо трещат дрова, а на стене и каменной кладки над ним висят огромные оленьи рога. На полу из темного отполированного дерева лежит медвежья шкура, окна занавешены тяжелыми и плотными шторами. Тут могло быть уютно, если бы не три незнакомых мужика. Я вскрикиваю, и Мартин с неприязнью шепчет:

— Тихо.

Следующий вопль застревает в глотке, и я прерывисто выдыхаю.

— Отпустите меня…

— И вот она так будет каждые десять секунд, — рассерженно вздыхает Адам и встает.

— Не подходи, — вжимаюсь в угол софы и прикрываюсь подушечкой.

Да кто будет меня слушать? Шагает к софе, раздраженно разминая плечи, и через несколько секунд на меня смотрят две пары глаз.

— Вы ее пугаете, — Эмиль вздыхает. — Он сейчас помрет от ужаса. Я даже здесь слышу, как ее сердце бьется.

— Пусть в глаза не смотрит, — Адам сжимает кулаки.

Я опускаю взор, и у меня перехватывает дыхание. Под тканью грубых и потертых джинсов отчетливо можно разглядеть очертания… Да они будто в ширинки себе по толстому и длинному огурцу засунули. Нет, огурец слишком мелко для их дубинок, которые натягивают джинсу и рвутся на свободу. Я отказываюсь верить в то, что я вижу, а вижу я нечто пугающее своими размерами и толщиной.