– Скажи, матушка Яга, зачем ты уходишь в лес почти каждый день? – хитрая девчонка попыталась сменить тему, но я была не расположена болтать.

– Много будешь знать – скоро состаришься.

Я обходила свой дом, брошенную деревню и ещё несколько тропинок, чтобы отпугнуть зверей. Оставляла там тряпицы с человеческим запахом, раскладывала железные предметы. Близился голодный для волков месяц, могут и прийти за скотиной. Пусть знают, что это чужая территория. Я топтала тропинки днём, когда хищникам полагается отдыхать, и всегда возвращалась до сумерек. Хорошо уходить, когда знаешь, что изба не остынет за время твоего отсутствия!

Весь следующий день я рылась в сундуках. Выбрала для Василисы расшитое платье, кое-какие украшения, ленты для волос. Малявка сначала воротила нос, пряталась в хлеву и хлопотала у печки, но в конце концов не выдержала, села рядом рассматривать. Осторожно гладила и перебирала вещи, а потом спросила:

– Зачем всё это?

– Тебе, бестолковая. Ты пришла за огнём – я дам его. И на твоём месте разбила бы горшок с углями прямо об пол в избе мачехи. Если красный петух согреет – значит, так тому и быть.

Василиса испуганно прикрыла рот ладошками, замотала головой. Я только плечами пожала. Когда она уйдёт, то перестанет быть моей заботой. Осталось убедить беднягу отправиться в опасный путь к «горячо любимой» родне. Мои губы скривились в некрасивом оскале, и девочка притихла, не понимая, почему я злюсь. На улице отчаянно завопил Уголёк, тоненьким, испуганным визгом. «Волки!» – мелькнуло в голове, и я выскочила на улицу с ухватом в руках – не бог весть какое оружие, схватила, не подумавши.

Никаких волков, однако, не было, а была рослая фигура, казавшаяся ещё больше из-за тёплой одежды. «Медвежья шуба», – подумала я, значит не простой охотник случайно вышел к моей избушке.

– Встречай гостя! – раздался весёлый крик, и я вздрогнула, узнав голос. Перехватила ухват, опёршись на древко, уперла в бок другую руку и прокричала в ответ:

– Незваным явился, не запылился, Иван-царевич! Что надо?

– Гостинец тебе принёс, – не обидевшись, подмигнул мужчина, скинул тяжелый заплечный мешок и стал отвязывать лыжи.

– Заходи, коли так, – сменила я гнев на милость, и крикнула в избу:

– Василиса! Топи баньку! Гость у нас, воняет хуже козла.

– Доброго денёчка! – крикнула девчонка, промчавшись мимо в коротком полушубке, и глаза у царевича полезли на лоб от удивления.

– А это кто? Откуда?

– Гуси принесли, – съязвила я, но, кажется, напрасно. Похищение детей здесь не одобряли, и лицо Ивана сразу стало суровым. – Ученица моя. Хватит на меня волком смотреть, проходи в дом. Горячего налью и расскажу про неё. Захочешь помочь – дело твоё.

Даже когда царевич помылся в баньке, я продолжала недовольно морщить нос. Василиса хихикнула:

– Не сердись, добрый молодец! Матушка Яга чесночного да лукового духа не терпит.

Я шлепнула болтливую девчонку полотенцем, но не сильно, больше для острастки. Та не обиделась и поставила перед Иваном кружку козьего молока. Его было мало – всего одна коза продолжала доиться, остальные отдыхали перед родами. Я недовольно поджала губы, увидев такую расточительность, но потом вспомнила, что молоко и правда отбивает запах чеснока.

– С чем явился, царевич? – спросила я, выставляя на стол нехитрое угощение. Тот достал из заплечного мешка свечи и – я глазам свои не поверила – шахматную доску и изящную глиняную амфору.

– Тавлеи умеешь двигать? Как с батюшкиного двора уехал – и поиграть не с кем.

Мне были привычнее шахматы, но сходство двух игр было достаточно велико, чтобы разобраться в мудреных правилах.