– Давай сыграем, – усмехнулась я и показала пальцем на запечатанный глиняный сосуд. – А это что?

– Вино из Византии, – бородатое лицо гостя слегка покрылось румянцем при этих словах, выдавая смущение. «Бражничать, значит, тебе тоже не с кем», – подумала я. Вино наверняка было кислющее, но искушение попробовать явственно заворочалось внутри.

– Смотри и учись, – я подозвала Василису, не обращая внимания на удивленные взгляды царевича. – После игры спать, и чтоб ни звука.

– Поняла, матушка Яга, – кивнула девочка и робко взяла одну фигурку повертеть в руках. Мне показалось, что предметы, в отличие от доски, были вырезаны из кости.

– Ратник, лучник, всадник, князь, – я называла каждую фигурку, расставляя их на доске, и умница Василиса слушала, тонкой тростинкой вытянувшись за моим плечом.

Иван выиграл. По-честному, я не поддавалась. Просто слишком давно последний раз держала тавлеи в руках. Радовался как мальчишка, смешно смотреть. Василиса поставила на стол козий сыр и глиняные чашки, а сама юркнула к себе под одеяло.

– Распечатывай свой кувшин, – проворчала я. Самой отковырять пробку, залитую смолой, мне было не под силу, разве что горлышко отбить. – А дальше я сама. Вкуснее будет.

Поставила вино на печь подогреться, чтобы разошёлся в нем мёд, очистила и нарезала яблоки. Лесные орехи отправились следом.

Отчаянно не хватало специй. Бог с ней, с корицей, но ароматные семена кардамона были бы кстати. Ваниль, гвоздика, мускатный орех – я больше никогда не почувствую их запах.

– Готово, ведьма? – голос Ивана вернул меня в реальность. Я кивнула и поставила перед ним кружку. Пригубив вина, царевич стал словоохотлив. Рассказывал про заставу, где ему было поручено навести порядок, упомянул и Щуку:

– Рука-то у отрока зажила, правда, и рана пустяковая была.

«Голова у тебя пустяковая», – сердито подумала я, но смолчала. Мне предстояло просить его о помощи, так что стоило потерпеть.

– Сколько тебе лет, Яга? – вдруг спросил витязь. Свечи светили тускло, и было плохо видно, но мне показалось, что глаза его весело блестят. – Правда, скажи? С тех пор как тебя первый раз увидел – всё думаю. Зубы белые, ровные, тело крепкое, ладное. А умна, да язвительна словно древняя старуха. Так сколько?

– Много, Ваня, – медленно ответила я. – Тебе столько нету.

Мне было тридцать лет и три года. Ему – лет на десять меньше. Я отхлебнула большой глоток вина, чтобы смыть горечь во рту. Василиса тихонько сопела на лавке. Вроде спит, но эта хитрюга может и притворяться.

– Проводишь девчонку до родного села? Коня ей дам, приданого. Но одну через лес отпустить – душа не лежит.

Иван снова сверкнул веселой улыбкой. Как же он меня раздражает. Длинные светлые волосы после бани вились кудрями, и в голове против воли вертелась озорная русская песня про Порушку-Параню.

– А что так, неспокойно за неё? Что тебе в ней, ведьма?

– Жалко будет времени потраченного, если сироту ненароком волки съедят, – сухо и вполне искренне ответила я. Иван оглянулся на спящую девочку, прижимавшую к себе тряпичную куклу. Я добавила:

– Когда подрастёт, невеста будет завидная. Поверь моему слову. Если знаешь человека хорошего – подскажи, не пожалеешь.

– Присмотрю за ней, если смогу, – щедро пообещал царевич. Большего я и пожелать не могла. Иван рассматривал меня, словно его что-то беспокоило, и, наконец, спросил: – Если ты не ведьма, почему не хочешь жить, как все? Сидишь тут одна со зверьём.

Язык его слегка заплетался, и я велела:

– Ложись спать, Иван-царевич. Сказку тебе расскажу. Я пыталась жить, как добрые люди живут. Был у меня муж, была и доченька.