– Который тоже очень умен. – Хагенбах помолчал, потом остро взглянул на Хендрикса. – Если бы Брэнсон подозревал Ревсона, разве он позволил бы ему приблизиться к вам, зная, что вы отправляетесь на берег?

– Ревсон ко мне не подходил. Записку мне передал генерал Картленд. Он получил ее от Ревсона.

– Значит, Картленд в курсе?

– Он все знает. Ревсон собирается передать ему пистолет с отравленными пулями. Никогда не думал, что наш начальник штаба столь кровожаден. Ему не терпится пустить оружие в дело.

В разговор вступил Картер:

– Вы же знаете, что во время Второй мировой войны Картленд был прославленным командиром танка. Так неужели после всех тех относительно приличных немцев и итальянцев, которых ему пришлось тогда убить, он станет сейчас волноваться из-за устранения нескольких настоящих ублюдков?

– Кто знает? Как бы то ни было, я зашел в тамошний туалет – ужасный, хочу я вам сказать, – и сунул записку в носок. Я опасался, что нас с вице-президентом обыщут перед тем, как мы покинем мост. Но этого не произошло. Ревсон прав. Брэнсон слишком самоуверен, и ему недостает чувства опасности.

Ревсон и О’Хара смотрели вслед уходившему Ван Эффену. Ревсон отошел на несколько шагов от машины и подал доктору знак следовать за ним.

– Ну и проверочку устроил вам наш добросовестный приятель! Наверное, ему пришлось не по вкусу ваше замечание, что вы надеетесь когда-нибудь увидеть его своим пациентом.

О’Хара посмотрел на темное грозовое небо. Тучи были уже почти над головой. Подул свежий ветер, и на волнах залива появились белые гребешки.

– Похоже, ночь выдастся бурная. По-моему, нам будет гораздо уютнее в машине. У меня там есть превосходное виски и замечательное бренди, предназначенные, как вы понимаете, исключительно для приведения в чувство больных и страждущих.

– Вы здорово преуспеете в своей профессии, доктор! Больной и страждущий – это в точности описание моих симптомов. Но я бы предпочел, чтобы мне оказали помощь прямо здесь.

– Почему?

Ревсон с жалостью посмотрел на собеседника:

– Вам повезло, что я здесь, иначе вы бы стали главным подозреваемым. Разве вам не приходило в голову, что во время тщательного обыска вашей машины Брэнсон мог поставить жучок? Вы его ни за что не найдете, даже если неделю искать.

– Теперь и до меня дошло. Увы, медицинская профессия не требует столь изощренного ума.

– А джин у вас есть?

– Странный вопрос! Конечно есть.

– Это мне годится больше. Я говорил Брэнсону, что практически не пью и поэтому у меня нос как у гончей. Не хотелось бы, чтобы он застал меня со стаканом жидкости янтарного цвета в руках.

– Да, весьма, весьма изощренный ум!

О’Хара скрылся в машине и скоро вернулся с двумя стаканами. Тот, что с прозрачной бесцветной жидкостью, он протянул Ревсону:

– Ваше здоровье.

– Действительно. Подозреваю, что в ближайшие двадцать четыре часа оно будет в большом дефиците.

– Какое загадочное замечание!

– Простая телепатия. – Ревсон задумчиво посмотрел на стоявший неподалеку вертолет. – Хотелось бы знать, будет ли пилот – Джонсон, кажется, – спать сегодня в вертолете?

О’Хара шутливо поежился:

– А вы сами бывали когда-нибудь в вертолете?

– Как ни странно, нет.

– Я был несколько раз. Исключительно в связи с выполнением врачебного долга. Армейские вертолеты оснащены брезентовыми креслами с металлическим каркасом. По-моему, эти так называемые кресла ничуть не лучше, чем ложе из гвоздей.

– Верю. В таком случае пилот наверняка устроится на ночь в третьем автобусе, вместе со своими собратьями.

– Вы проявляете странный интерес к этому вертолету.

Ревсон осторожно огляделся. В пределах слышимости никого не было.