– Я полностью с тобой согласен, мудрый консул, – опустил голову Лабиен. – Сейчас вражда совершенно неуместна.

– Хвала богам! Гроза миновала! – воздев руки к небу, выдохнул Помпоний.

Разговор прервал мерный топот множества солдатских калиг и характерный лязг оружия, громко раздающийся при каждом шаге. Когорта выходила на плац с боковой аллеи, быстро перестраиваясь в колонну по пять человек. В зловещем свете факелов мелькали красные прямоугольные щиты и начищенные до зеркального блеска круглые шлемы. Копья-пилумы с длинными лезвиями раскачивались над головами солдат, будто иглы на ощетинившимся дикобразе. Наконец грохнул барабан, и колонна резко встала, мгновенно развернувшись лицом к Цезарю, показывая отменную строевую выучку. Руф соскочил с коня и, одернув пурпурный плащ, приблизился к полководцу.

– Я беру с собой когорту Манлия, по твоему приказу, Цезарь! – бодро отрапортовал Марк, вскинув правую руку.

– Да, эти пятьсот человек внушают уважение, – задумчиво произнес консул, пристально рассматривая солдат. – По-моему, Манлий заслужил золотую цепь в походе против басков, еще там, в Иберии.

– Ты прав, храбрый Гай, – проронил Руф. – Манлий очень гордится этой наградой. Но позволь нам отбыть. Дорога дальняя, а время играет не в нашу пользу. У меня не выходит из головы старый друид и его угрозы. Боюсь, как бы гельветы не перешли к решительным действиям.

– Удачи тебе, Марк! – обнял легата Цезарь. – Идите! Пусть будет легкой ваша дорога!

Руф вскочил на коня и взмахнул рукой. Солдаты одновременно ударили копьями о щиты, когорта повернулась и, тяжело печатая шаг, направилась к западным воротам лагеря. Эдил бросил вслед уходящим горсть земли и что-то прошептал себе под нос. Цезарь лишь покачал головой и скрылся в своей палатке.

Луна повисла высоко в небе желтым, наливным яблоком. А ночное светило тоскливо глядело на спокойный Леман, задумчивую Рону и ровные ряды солдат, уходящих навстречу своей судьбе.

Забрезжил рассвет. Небо посветлело, а над горой Салеф окрасилось в багрово-оранжевый цвет. Лес выступил из мрака и позеленел, сверкая каплями росы на сочных листьях. Леман сменил окраску со стальной на темно-синюю и заиграл веселыми кругами на водной глади.

Над спящим Титом склонилась Валерия – племянница Марка. Она была прекрасна как никогда и дышала волшебной свежестью, словно заря Авроры. Глубокие, карие глаза смотрели с нежностью, а чувственные губы заманчиво улыбались. Матрона грациозно присела на край лежанки и внезапно заговорила низким мужским голосом:

– Вставай, легат! Гельветы переводят коней в брод, там, у слияния Роны с Арвом!

Тит распахнул глаза и уставился на сидящую возле него девушку диким взглядом. Прекрасная Валерия вмиг растаяла как дым, а перед Титом замаячила грубая физиономия Тиберия – главного центуриона первой когорты – со знакомым, рваным шрамом на левой щеке.

– Бейте по ним из катапульты! – Лабиен окончательно пришел в себя. – И готовь свою когорту к вылазке! Нельзя допустить, чтобы гельветы перешли Рону!

Центурион выбежал из палатки, а легат принялся торопливо натягивать короткие суконные штаны, исторгая всевозможные проклятия. За частоколом лагеря призывно загудели рога гельветов, смешавшись с истошным ревом римских букцин. За пологом шатра раздавались громкие команды, слышался топот сапог, лязг оружия и бессвязные крики солдат. Наконец Лабиен оделся, застегнул шлем и, обнажив меч, выскочил наружу.

В лагере царил хаос. Легионеры Красса толпой валили к западным воротам, а солдаты Тита – к южным. Секунду помедлив, легат бросился к своим подчиненным, которых Тиберий пытался выстроить в боевой порядок. С вышки, устроенной над частоколом, ахнула катапульта, выбросив град каменных обломков. Снаружи бешено заржали лошади, и дикие вопли людей потрясли округу. Солдаты из расчета катапульты победно завопили и вновь начали заряжать смертоносную машину. Из-за частокола полетели стрелы. Они густо усеяли утрамбованную землю, пронзая человеческие тела и разрывая ближайшие палатки.