– Отставить, майор, – потешаюсь в голос, а сосед фыркает и покачивает головой:

– Все тебе шуточки, а я между тем уже пожилой человек.

– Как же, пожилой, – прищуриваюсь с хитрецой, а он отмахивается, убирает табуретку и скрывается в квартире, сияя довольной улыбкой.

– Где была? – уточняет Коля, глядя на меня исподлобья.

Удивленно и часто моргаю, пытаясь понять, с чего он вдруг решил, что имеет право на подобные вопросы. Мотаю головой. Показалось. Дохожу до двери, открываю и прохожу, захлопывая за собой и забыв пригласить его.

Только разуться успеваю, как раздается звонок.

Тяжело вздыхаю и открываю.

– Я еще не успела соскучиться, – сообщаю ворчливо.

– Я по делу, – выдает сухо и нахально водворяется в прихожую, слегка оттеснив меня. Снимает ветровку и только после этого протягивает мне небольшую картонную коробку. – Это было у тебя под дверью. Жаль, не успел увидеть, кто принес. А это, – копошится в кармане джинсов, а потом достает точно такой же мешочек, как лежал у меня в куртке, – я нашел в квартире Светланы.

– Так она дома? – удивляюсь и раздражаюсь: – Вот дрянь, а трубку не берет.

– На счет дряни не спорю, но дома ее не было.

– Ты влез к ней в квартиру? – таращу глаза, а он морщится:

– А что прикажешь делать? Только там пусто.

– Да, я знаю. Им именно в таком виде и досталось.

– Им? – хмурится, разуваясь, а мое лицо приобретает страдальческое выражение от осознания, что он пройдет и это неизбежно.

Уныло топаю в кухню и включаю чайник, а потом усаживаюсь на стул, давая понять, что раз уж он притащился, так пусть и хозяйничает. Коля соображает в самом деле неплохо. Деловито достает чашки, заваривает кофе, сооружает бутерброды из каких-то остатков. Странно, но получилось вполне съедобно, даже его присутствие не так сильно стало душить.

– Надо заехать в магазин, – бормочет, окинув взглядом получившийся стол, а я отмахиваюсь, жадно поглощая завтрак:

– Смысла нет, на сегодня хватит.

– Варя, – укоряет, усаживаясь, – я не дам им ничего с тобой сделать.

– А они, разумеется, подойдут и спросят твоего разрешения, – подмигиваю ему и делаю глоток кофе.

Покончив с бутербродом, приступаю к открытию коробки, заклеенной скотчем.

– Ну, что там? – уточняет в нетерпении, но я не реагирую и достаю последний мешочек. Крайне медлительно развязываю веревочки, испытывая его терпение и наслаждаясь этим, ехидно улыбаюсь и бросаю игривые взгляды, периодически играя бровями. – Я помру раньше, если продолжишь в том же духе, – выхватывает мешочек из моих рук и хмурится.

– Как невежливо, Коля, – обиженно дую губы. Весь кайф обломал, стервец.

– Ну и что это за дерьмо? – злится Коля, достав и развернув довольно большой лист, сложенный в несколько раз до небольшого размера.

Крутит, вертит, со всех сторон рассматривает, даром что не принюхивается.

– Это, мой хороший, карта, – произношу учительским тоном, а он ворчит:

– Вижу, что карта. Толку-то?

– Надо думать, – пожимаю плечами и протягиваю руку, а он отдает мне вырванную из школьного атласа страницу.

«Школьного» – машинально отмечает внутренний голос.

На карте был только наш город, на обратной стороне чистый лист и небольшая цифра один, написанная обычной ручкой от руки, которая выглядела так небрежно, как будто кто-то опомнился, что надо ее там написать уже после того, как сложил бумагу. И сложена она была так, что во мне проснулся перфекционист и взмолился о пощаде. Нет, ячейки, на которые карта оказалась поделена, были довольно ровными, но вот первый сгиб был не по диагонали или параллельно краям, а по совершенно непонятной траектории. Сначала бумага была сложена гармошкой, а после этого полученная змейка еще несколько раз, образовав в конечном итоге практически идеальный квадрат.