Прибыв к Уткиным, я отдал привезенные ткани слугам, раздал распоряжения по материалам и по наброску на досуге придуманного платья. После этого меня проводили в мастерскую, где уже ожидала Татьяна. Сперва я удивился тому, что мы остались без присмотра, но вскоре графиня объяснилась – старая гувернантка простыла. Рядом с девочкой я чувствовал себя, как преклонный дядька, остро ощущалась возрастная неспособность девочки мыслить широко. Когда Таня испуганно глядела на меня, полагаю, все по той же причине, во мне болезненно екало сердце, я отводил глаза.

– Это даже к лучшему, Татьяна, что мы теперь одни, – начал я, несколько конфузясь. – У меня подарки. Надеюсь, они будут вам по вкусу.

– Вы так похожи на своего друга Себастьяна фон Верденштайн… – заявила Татьяна, забрав из моих рук серебряную шкатулку.

– Только то, что мы оба худые и высокие, – не есть схожесть.

– Не это имела в виду… – робко опровергла уточка, с трудом решаясь продолжить диалог, но неожиданно явившаяся Анна Сергеевна обыкновенно помешала нашему разговору.

Побледнев, Таня вновь потупила глаза в пол и ссутулилась.

– Здравствуйте, сиятельный наш! – схватывая мои руки, залебезила г-жа Уткина и, завидев шкатулку в руках дочери, подпрыгнула от радости: – Ой, а что у нас тут такое? Тати, а ну открывай скорее; посмотрим же!

Раскрыв коробочку, девочка подняла на меня заслезившиеся глаза.

– Опять ревет! – выхватывая из рук дочери шкатулку, не к месту радостно произнесла Анна Сергеевна, доставая подарки.

– Но… не могу принять этот подарок от вас… это слишком дорого для меня… не могу… – трясущимися пальчиками взяв фероньерку и колье из жемчуга, потерялась уточка.

– На свете нет ничего дороже Адольфа де Вьена, Тати! – восторженно продолжала г-жа Уткина, наряжая дочь в украшения. – Тати, хватит слезы лить! Скажи нашему сиятельному: «благодарю вас, милый князь!».

– Благодарю вас, милый князь, – грустно произнесла Татьяна, насилу развернутая к зеркалу.

– Тати с великой радостью принимает ваши ухаживания, г-н де Вьен! – воскликнула Анна Сергеевна и двинулась к выходу. – Дмитрий Павлович поутру купил зефиру, марципану и берлинеров в лавке завода Керр. Сейчас прикажу ставить чаю. Вы должны попробовать сладости, сиятельный наш, марципан у Керров фантастический!

Покинув нас, г-жа Уткина оставила после себя напряженную тишину, впитавшую ее притворный и особенно ядовитый дух. Пока я старался подобрать тему для обсуждений, девочка стеснительно подобралась ко мне. Мгновение погодя, Таня поманила пальчиком наклониться к ней, как будто бы для того, чтобы что-то сказать. Надменно осмотрев графиню с высоты своего роста, я покорно поддался. Разговоров не последовало. Уточка порывисто поцеловала меня прямиком в уста и тотчас оборотилась спиною. Изумленный, даже не в силах разогнуться, я только и делал, что часто хлопал глазами.

– Не должна была этого делать!.. – лихорадочно сотрясаясь, призналась Татьяна. – Но пускай это будет жестом моей благодарности… Не знаю, как вас любить, и что вы от меня хотели этим подарком… Вы невероятно добры ко мне, впервые вижу столь щедрого, наивного ангела, как вы… Прошу, сделайте вид, что ничего не было… и никому не говорите об этом… и не смейтесь потом надо мной, вспоминая то, что я сделала скоро и не подумав. Я глупая, мне можно простить?..

– Таня… – растроганно прошептал я, уместив свою ладонь на холодном плече девочки, но та нежданно взбрыкнула и отошла к окну.

Бедная Таня так боялась меня, что подрагивала, обнимала себя двумя руками и тщательнее укутывалась в сползшую старенькую шаль. Стоило мне сделать шаг вперед, чтобы объясниться с уточкой, нам вновь помешала г-жа Уткина.