Зачастую насилие выражается вербально, как это имеет место в тех классах и школах, где в ходу нецензурная похабная брань, или в компаниях подростков, пользующихся при общении самыми грубыми словами и лексикой, почерпнутой из области сексуальных отношений. В подобных случаях лексика служит оружием для нанесения взаимных ударов.

Эскалация вербализованной формы насилия может проявляться и в письменном виде. В одном из сочинений мальчик описал, как, по его мнению, надо было поступить с его одноклассницей Карин: «В начале ее повесили, а затем отрезали ноги и руки. Затем ей вырвали язык и распороли живот. После всего этого ей запихали в рот бомбу и Карин взорвалась. На сем кончаю».

Независимо от того, проявляется ли насилие вербально, явно или скрыто, оно никогда не оставляет нас равнодушными и взывает к ответным мерам. Когда школа становится местом пыток и мучений детей, а «разборки» во время перемен перестают носить характер безобидных шалостей, учителя, психологи и родители не могут делать вид, что это не их ума дело, и должны попытаться найти выход из создавшейся ситуации.

Прежде всего обратимся к психологическим основам насилия. После экскурса в прошлое мы рассмотрим аспекты проявления насилия в современной школе. В заключение речь пойдет о стереотипах поведения, ритуалах и детях, потерявших социокультурную ориентацию. Наконец, мы постараемся представить образ школы, способной стать активным фактором противодействия любым проявлениям насилия.

Каждый специалист по детской и юношеской психологии наверняка согласится с тем, что, по наблюдениям преподавателей и родителей, самые отчаянные дебоширы и агрессивные подростки при общении с ними с глазу на глаз ведут себя довольно смирно, производят впечатление обычных учеников. Драчун, наводящий ужас на всю школу, смирно сидит перед вами и, глядя вам прямо в глаза, уверяет, что ему претит всякое насилие. Он совершенно убежден, что любой конфликт следует разрешать путем взаимного обсуждения спорных моментов, без всякого рукоприкладства. Порой он может даже выражать искреннее сожаление в том, что отнюдь не все дети разделяют эту точку зрения и во время перемен дебоширят и буянят. Он не из их числа. Специалист по детской и юношеской психологии постоянно сталкивается с тем, что так называемые плохие, агрессивные дети, оставшись наедине с психологом или иным взрослым, ведут себя крайне мирно. Их отношение к конфликтам, насилию и спорам почти совпадает с точкой зрения преподавательского состава. По их словам, они относятся к насилию резко отрицательно. К сожалению, мне приходилось слишком часто быть свидетелем того, как все эти прекрасные рассуждения улетучиваются, стоит этим мальчикам и девочкам вновь окунуться в общество своих свестников. Миловидный блондин, только что жаловавшийся на агрессивное поведение своих одноклассников, пятью минутами позже способен, грозя кулаком, вторгнуться в группу девочек и заорать: «Хотите попробовать моих тумаков?» Все его гуманные принципы забыты. Он сам не видит в своем поведении противоречия: всему виной не его агрессивность, а вызывающее поведение девочек, которые «имели наглость тупо на него пялиться».

Данное специфическое изменение поведения объясняется феноменом банды или группы. Как только дети и подростки оказываются среди себе подобных, они погружаются в иную реальность. Поведенческие нормы и идеалы, которыми они руководствуются лично, утрачивают свою силу. Их поведение определяется группой. Все их действия, слова и устремления модифицируются под влиянием динамики и идей группы, в которую они входят. Они чувствуют себя персонажами другого мира. Благовоспитанные мальчики и девочки превращаются в неукротимых воинов, робкие девочки становятся маленькими разбойницами. Дети чувствуют себя частью команды. Сознание индивида, ориентирующегося в своем поведении на мать или отца, преподавателей или друзей, сменяет сознание члена группы. Он переживает чувство общности со своими ровесниками.