Однако сравнение форм проявления насилия в различных школах приводит к выводу об отсутствии одного «почерка», одного знаменателя, типа. Проблема варьируется от школы к школе, обладает специфическими особенностями, характерными для данного класса или квартала. Насилие предстает в бесчисленном множестве вариантов. Мы вынуждены изыскивать методы его укрощения в соответствии с формой или личиной, в которой оно себя обнаруживает. Формы проявления детского насилия всегда имеют отпечаток той или иной школы, той или иной группы детей и подростков, той или иной среды.

Быстрее всего взрослые реагируют на явные проявления агрессии. Под этим подразумеваются случаи детского садизма, когда дети мучают своих сверстников или совершают поступки, выходящие за рамки обычных шалостей и пугающие своей жестокостью и отсутствием сдерживающего начала.

В одном из 5-х классов начальной школы постоянным издевательствам подвергалась страдающая ожирением и близорукостью девочка. Во время перемены или по дороге в школу несколько мальчиков, подбадриваемых одноклассниками, окружали девочку – почти инвалида – и, вырвав у нее очки, растаптывали их ногами, чтобы затем сообща насладиться зрелищем ее всхлипываний и беспомощных попыток найти дорогу. Слабость зрения этой девочки стала поводом для издевательств с их стороны.

Явные проявления насилия могут быть направлены не только против отдельных лиц, вызывающих к себе повышенный интерес окружающих, но и целой группы. В одной из школ Цюриха возникла мода на «бросание карликов». Во время перемен ученики 5-х и 6-х классов ловили 7– и 8-летних первоклассников, выстраивались в линейку перед полем и устраивали соревнование: победителем считался тот, кому удавалось дальше всех забросить в поле малолеток – мальчика или девочку. Другой пример насилия одной возрастной группы над другой, осуществляемого в форме террора, скрытого от глаз взрослого, имел место в одной из школ Берна. Напротив здания школы находился магазин, торгующий аудио– и видеопродукцией. Его директор обратился к администрации школы с жалобой на участившиеся кражи дисков, в которых он обвинял учеников школы. Он утверждал, что большинство ворующих кассеты и диски – дети младшего школьного возраста. Преподавательницы начальных классов отказывались этому верить и возмущенно отвергали самую мысль о чем-то подобном, им казалось невероятным, чтобы ученики 1-го и 2-го классов могли быть замешаны в воровстве. Все это казалось им явным недоразумением, и они отвергали все упреки. Однако после того, как в результате подключения специалистов по критическим ситуациям было проведено расследование и соответствующая работа с самими учащимися, выяснилось, что младшие школьники оказались жертвами террора со стороны группы мальчиков 6-го класса. Эти «деды» приказывали малышам таскать для них диски под угрозой применения физической силы. Боязнь учеников младших классов мести со стороны старшеклассников была причиной их молчания. Происходящее оставалось тайной как для родителей, так и для учителей.

Наряду с явными и вербализованными формами агрессии нередки случаи ее скрытых и тщательно замаскированных проявлений, к сожалению, слишком часто ускользающих от внимания преподавателя. В одном из классов нам бросилась в глаза особенность размещения детей за партами: они жались к окнам. Широкий средний ряд оставался незанятым. Учительница объяснила подобное поведение «модой». Благодаря нашему расследованию выяснилось, что группе лидеров класса не нравилось, когда их одноклассники пользовались средним проходом между партами. Поэтому они приказали пользоваться проходом вдоль окон. Любого, осмелившегося нарушить это предписание, ждала расправа на перемене. У учеников этого класса не было сомнений в том, кому принадлежит лидерство в классе. Учительница была в их глазах пустой фикцией, истинные носители власти сидели с ними рядом.