Мы остались с кормилицей вдвоём, и я смутно понимаю, у кого мне просить бумагу и как перетаскать во двор багаж. По идее, это забота не для кормилицы Мей, а для слуг поместья. Кстати, о кормилице. Она бледная, на лбу блестит холодный пот.
Нужен врач.
Но на этот раз память здешней моей части мне ничем не помогает.
Ладно, сперва письмо. Надеюсь, я смогу изобразить что-нибудь, кроме клякс.
— Кормилица Мей, ты неважно себя чувствуешь, — я пытаюсь говорить мягко и удивляюсь, насколько непринуждённо у меня получается “тыкать”. Из-за разницы в возрасте разве не естественно обращаться на “вы”?
— Простите, юная госпожа…
— Кормилица Мей, не говори чепухи и отдохни в беседке. Всё, что нужно, сделают девочки. Они хорошо прибрались. Должно быть, тётушка Ланши отправила ко мне самых способных.
— Ох, юная госпожа…
Меня пробирает от горечи, с которой на меня смотрит кормилица. Она не слепая. То, что она не смеет высказать негодование вслух, не значит, что она не видит истинного ко мне отношения. Скорее всего, она видит даже больше, чем замечаю я.
— Отдохни, — повторяю я и подхватываю под руку.
— Ваша забота, юная госпожа, целительна, — её глаза затягивает влажная пелена, влага дрожит, но ни одна слезинка так и не скатывается.
Я теряюсь.
Моё “отдохни” больше похоже на “не путайся под ногами”, чем на искреннее внимание. Я всего лишь предложила кормилице посидеть на лавке. Откуда такая реакция? По моим воспоминаниям Юйлин не была безразличной. Даже сейчас в моём расщеплённом состоянии часть меня чувствует кормилицу Мей родной и близкой, своей семьёй.
Потом разберусь — мой уход очень похож на бегство.
Войдя во двор я оказываюсь, в очень тесной передней. Большую часть пространства съедает квадратный стол. У дальней стены и по бокам узкие скамьи с высокими резными спинками.
Больше ничего.
— Слуга приветствует юную госпожу Юйлин, — из внутренней комнаты выходит моя ровесница и сгибается в глубоком поклоне.
— Встань скорее, — улыбаюсь я. — Как тебя зовут?
— Нана, юная госпожа Юйлин. Госпожа Ланши прислала меня служить вам. Позаботьтесь обо мне, пожалуйста, — она повторно сгибается в поклоне.
Я подхожу, касаюсь её руки, помогаю выпрямиться:
— Мне очень повезло, Нана. Я немного огляделась и увидела, какая ты способная.
— Спасибо, юная госпожа Юйлин! Вы очень добры! Позвольте слуге предложить вам чаю?
Пока что придраться не к чему.
Обнадёживает…
Сидеть в павильоне, избегать встреч с родственниками и думать о новом мире — похоже на план.
— Замечательно, Нана. Однако сперва принеси мне бумагу и писчие принадлежности. Мой отец ждёт, что я передам первое письмо с командиром отряда.
— Оу, я мигом!
— Иди.
Служанка с лёгким поклоном обходит меня по широкой дуге. Я провожаю её взглядом, наблюдаю, как она сбегает по ступенькам главного входа и, не обращая внимания на оставшуюся в беседке кормилицу Мей, спешит с территории двора.
Четыре драгоценности рабочего кабинета точно не относятся к предметам первой необходимости, но всё же то, что для меня не подготовили бумагу, кисть, тушь и тушечницу, ещё один нехороший штришок.
Госпожа Ланши решила, что приставить ко мне всего одну служанку достаточно? Это она зря. Меньше чужих глаз — легче дышать.
Не дожидаясь возвращения Наны, я пересекаю переднюю комнату и прохожу в следующее помещение, которое оказывается очень узким коридором. По прямой спальня. Комнатка настолько маленькая, что кровать едва помещается. Угол отгорожен ширмой, за ней бочка… Ага, предполагается, что я в ней буду мыться. Перспектива меня не вдохновляет, но не в пруд же нырять.
Рядом с моей спальней каморка без окон, и за исключением узкого прохода всё пространство занимает топчан. Судя по воспоминаниям Юйлин, я заглянула в комнату служанки.