За третьей, последней, дверью условная кухня: есть печка с квадратом плиты, есть сквозной проход к чёрному ходу и больше ничего нет.

Высунувшись, за домом я обнаруживаю колодец.

Да уж, не собачья конура, но очень-очень близко.

Ерунда, казалось бы. Крыша над головой есть, прибрано чисто, голодной не оставят — что ещё нужно? Я вспоминаю, каким просторным был у меня двор дома. Здешняя часть просто не понимает, как разместиться в будке, а нездешняя отмахивается от размытой картинки памяти. Разместиться легко: кормилицу Мей поселить в комнате для личной служанке, а Нана, раз для неё места нет, пусть приходит утром и уходит вечером, ночует с другими слугами. Так было бы даже лучше…

Меня устраивает абсолютно всё.

Кроме одного.

Мой багаж, даже если его не распаковывать, даже если играть в тетрис из сундуков и пытаться занять весь объём от пола до потолка, никак не поместится в “Северной тишине”. А ведь — память услужливо подбрасывает очередное воспоминание — у меня в сундуках не только сменная одежда и подарки для родни. Со мной приехали дорогие ткани, ювелирные украшения, деньги, запас лекарственных трав, артефакты и много другого очень ценного скарба.

Как будто отец предположил, что в столицу я могу вообще никогда не вернуться…

А то, что госпожа Ланши выделит мне крошечный двор и распорядится доставить сундуки куда-нибудь в семейное хранилище и больше я их не увижу, он не догадался?!

Имущество надо спасать…

4. Глава 4

У меня даже тени сомнения не возникает — я огибаю двор.

— Юная госпожа, куда же вы? — окликает меня кормилица, поднимаясь с лавки и хватаясь за перила.

— Отдыхай! Я отлучусь ненадолго.

— Как же так, юная госпожа! Что о вас подумают?

Здешняя часть меня подсказывает, что даже дома девушке не положено покидать двор одной, следует взять с собой хотя бы одну служанку. В одиночестве можно разве что по саду прогуляться, если он не слишком далеко от двора.

Меня условности не интересуют:

— Кормилица Мей, не о чем волноваться! Мы же не чужие.

— Подождите старую слугу, юная госпожа!

О?

Я ведь ясно сказала отдыхать, причём по форме построила фразу не как совет или предложение, а как приказ. Но кормилица будто не слышала. Она выбирается из беседки, подкашливает.

— Кормилица…

Она шаркает по дорожке, едва не спотыкается, и я ощущаю странную беспомощность. Умом я бегу спасать свои сундуки, а по факту стою как прибитая и жду, когда она меня доковыляет. Развернуться и уйти ничто не мешает, но бросить кормилицу не получается.

А ведь она очень хорошо знает настоящую Юйлин и скоро заметит изменения в характере, в образе мышления, в привычках, в мимике.

— Юная госпожа, куда вы пойдёте? Как бы ни поступили с вами, вы должны быть выше обид и быть образцом добродетели…

А вытащить из причёски шпильки и раздать кузинам я не должна?

Я вынужденно подстраиваюсь под шаг кормилицы — идти быстро ей было бы трудно.

Сколько в экипажах сундуков и сколько времени понадобится слугам поместья, чтобы их унести? Думаю, даже размеренным шагом я застану либо самое начало грабежа, либо разгар действа.

Но чуть-чуть ускориться всё же стоит.

— Как ты себя чувствуешь, кормилица Мей? — оборачиваюсь я на очередное покашливание. Кормилица аккуратно трёт кулаком грудину и почему-то трогает уголок рта.

Заметив моё внимание, она вздрагивает, словно я застала её за чем-то предосудительным, и резко опускает руки, сутулится.

— Юная госпожа, давайте вернёмся? — вздыхает она. — Куда повернуть, хоть режьте, не помню, глупая моя голова…

— Зато я помню, кормилица Мей.

Выбрать дорожку, которая по моим прикидкам должна быть короче или идти знакомым путём? Лучше — знакомым. Искать приключения отправлюсь в другой заход. Если только приключения не найдут меня сами… Я замечаю внимательные взгляды слуг. Поместье только кажется пустынным, просто слуги, как я понимаю, перемещаются по своим тропинкам, проложенным так, чтобы не бросаться в глаза.