Если у дяди вход в передние павильоны закрывают тканевые пологи, то у старосты — старая, кое-где распустившаяся циновка. И касаться её действительно не стоит. Не потому что я брезгую, а потому что в глазах окружающих уроню своё достоинство.

Кормилица за спиной тихонько причитает — моя смелость её пугает чуть ли не до обморока.

Я сдвигаю циновку порывом силы — оказывается, магия такая удобная штука! Как я без неё жила?

М-м-м… Почему я? Юйлин начала учиться чувствовать ци, когда ей исполнилось пять лет. Я ведь и Юйлин тоже.

С расщеплением надо что-то делать и срочно. Но не сейчас. Я прохожусь взглядом по аскетичной обстановке: боковые лавки без спинок, капелька комфорта есть только для хозяина, обеденный стол заменён письменным, а в остальном пустота и на стенах ни намёка на декор или хотя бы отделку.

Вспомнив визит третьего принца, я повторяю за ним — уверенно занимаю место во главе стола.

Что делать, если ко мне никто не выйдет? Не буду же я изображать статую до ночи?

Я прислушиваюсь к ощущениям. Благодаря ци слушать окружающий мир легко, особенно здесь, где нет помех от чужих вихревых потоков. Дотянуться до павильонов внутреннего двора не составляет труда, и я почти воочию начинаю видеть пожилую женщину. Она, по ощущениям, болеет и давно уже не встаёт. Мать старосты, наверное? От горечи угасания сводит зубы и хочется прополоскать рот каким-нибудь освежающим отваром.

Через стенку энергичная женщина. Что она делает, я не улавливаю. В общих чертах — хлопочет по хозяйству. И при ней девушка. Думаю, супруга и дочь старосты?

Кроме них в доме маленький мальчик и ещё женщина в положении…

А где сам староста?

Мужское присутствие я тоже улавливаю. Сосредоточенность на поиске даёт неожиданный и весьма приятный эффект. В памяти поднимаются воспоминания о здешних правилах и традициях, и я понимаю, что прошла по грани. Я не просто дочь высокопоставленного чиновника, я заклинательница, и мне позволено то, что недопустимо для обычных женщин. Например, я… в праве жить самостоятельно, хотя подобное и не одобряется. Точнее, у меня странный статус. Я с детства практиковалась, но при этом я никогда не представлялась заклинательницей и вела образ жизни юной госпожи из богатого поместья.

Хм, а почему отец отправил меня к дяде? Разве продолжить обучение не было бы лучше? Или отец рассчитывал, что я остановлюсь у дяди ненадолго, а багаж — это лишь страховка на случай, если воплотится худший сценарий.

Рассуждения о вечном прекрасны.

Но делать-то что?

Хм…

Идея, которая приходит мне в голову, с одной стороны безобидная, с другой, может доставить женщинам семьи несколько неприятных минут… Я решаюсь. И создаю крошечный огонёк, больше похожий на блёстку.

Легче, чем выписывать иероглиф и одновременно сложнее. Иероглиф требовалось опустить на замок, а тут…

Блёстка улетает к ребёнку, и моё сознание словно уходит вместе с ней. Я не вижу в обычном понимании этого слова, но чувство пространства обостряется, и я отличаю деревянные стены от утоптанного земляного пола, застеленного циновками. Нижние начали подгнивать, но никто не удосужился их заменить. Стоит позабытый треснувший кувшин, а чуть дальше неожиданно аккуратно сложены вязанки хвороста, и от кухни тоже веет порядком.

Я же возвращаю внимание на малыша. Сколько ему? Четыре или уже пять? Скук, унылая возня с прутьями. Может, мальчик старше, чем я подумала? Он ведь не играет, он плетёт корзину. А ещё он толком не присмотрен. Молодая женщина рядом увлечена растиранием сухих трав в порошок.

Заметив блёстку, мальчик откладывает работу.

Я немного играю. Огонёк то ныряет в корзину, то ускользает из пальцев в самый последний момент. Малыш ловит. Я чувствую, как его охватывают нетерпение и азарт.