– Времени не осталось. Завтра незаметно поднеси к великому святому свою руку и крикни во всё горло: «Признай же меня невиновным, святой, ибо не согрешил я ни телом, ни душой!». Тогда он опустится на колени, признавая твою правоту. После я тебя найду.

Толкнув в спину, поп выпроводил меня за дверь к охране. Те кивнули мужчине и повели меня обедать. Я лишь успела поймать усталый, совсем уж неуверенный взгляд попа, перед тем как тот скрылся в своём кабинете.

Вплоть до ночи я находилась в мучительном ожидании. То и дело касалась пластины, таящейся под бинтами; бормотала слова, которые мне предстояло выкрикнуть завтра толпе; старалась не думать о том, что же со мной будет, если великий святой сожрёт меня быстрее, чем я сумею хоть что-то сказать. За окном лил дождь, а это значило, что арена будет скользкой, и шанс упасть, поскользнувшись, увеличился. Да, это, возможно, замедлит и его, но…

Думать о том, что будет, если я выживу, не представлялось возможным. Мягко говоря, я не верила в положительное завершение завтрашнего дня. Чудо, что поп вообще вмешался в мою судьбу и пошёл против других служителей бога. Если бы он не сделал это, то моё тело прямо сейчас переваривалось бы внутри гигантского монстра.

«Но, даже если я выживу завтра, служение этому типу всё равно принесёт мне скорую смерть. Что же за жизнь у меня такая? Каждый день её приходится выторговывать и крутиться, крутиться…»

Одно бесспорно – затаившаяся в груди надежда. Физическое воплощение шанса пережить ещё один день. И от этого становилось как-то легче. Незаметно для самой себя я задремала.

Посреди ночи я очнулась от топота ног. К моей камере направлялись пятеро: охрана, один незнакомый высокий мужчина и уже известный мне тучный поп. Последний прикрикнул, чтобы охрана распахнула дверь, и вальяжно зашёл ко мне. Сразу же заболела щека, по которой тот так грубо влепил мне оплеуху.

– Раздеть и обыскать, – скомандовал садист.

Двое охранников тотчас, жёстко хватая за руки, начали стаскивать с меня одежду. Я растерялась, и мне даже не пришло в голову сопротивляться. Вещи падали на пол. Уши покраснели от стыда. Ситуация была хуже некуда. Отношение ко мне как к какой-то вещи, а не к человеку хоть немного равному, злило, и на глаза накатывали слёзы. Но хуже было другое: одновременно с обволакивающим чувством позора меня парализовал страх. Страх, что этот обыск закончится для святош победой.

«Нужно было перепрятать эту чёртову пластину… – звенело в голове. – Ведь, если её найдут, проблемы будут ждать не только меня, но и того мужчину…»

– Где она? Куда ты её спрятал?! – прикрикнул толстяк.

Охранники повалили меня на пол. На рёбра обрушились тяжёлые удары ногами. Я сдавленно застонала и сжалась, пытаясь закрыть голову и защитить органы. Гадкая боль, которую нужно было перетерпеть, проглотить вместе с позором.

– Говори! – дёргая меня за волосы, потребовал вновь раскрасневшийся бочонок.

За его спиной с холодным выражением лица застыл его компаньон. Мои глаза заволокли слёзы.

«Несправедливо. Моей вины нет. Не убивала я никого, не заслужила этого отношения, это всего лишь глупая ошибка! Почему из-за неё я так страдаю?! Почему меня мучают и заставляют думать о том, как выцыганить лишний день жизни?! Почему ранят и кричат?! Чёртовы ангелы!»

– Я не понимаю, о чём вы!.. – чуть ли не воя от боли, произнесла я.

Мои руки с силой заломили, заставляя выпрямиться. Грубо сжали рану, отчего пластина вонзилась прямо в разрез, углубляя его. Бинты тотчас начали мокнуть. Это было настолько больно, что я прикусила губу, и из неё полилась кровь. Я была на волосок от того, чтобы позорно не разрыдаться. А этому сильному телу слёзы не шли.