Монохромазия не лечится. Родители сразу об этом узнали. Тогда я еще был мал, чтобы хоть что-то понимать, поэтому удивлено смотрел на мать, когда та плакала, а отец рычащим голосом пытался ее успокоить.

«Нет, это не вылечить, – говорил доктор. – Единственное, что вы можете сделать, – это обеспечить ребеночка поддержкой, они ведь очень чувствительны». Так родители и поступили. А когда поняли, что поддержка мне, собственно, и не нужна, ведь я не инвалид какой-то (точнее, я могу быть самостоятельным), то отступились, поступая тем самым со мной, как с обычным ребенком.

В общем, такой вот у меня секрет. Когда я о нем говорю, невольно на ум приходят воспоминания, какие-то – хорошие, какие-то – плохие. Но в основном – плохие. К сожалению.

Этот мир я вижу в черно-белом цвете.

Глава 2

Меня разбудил будильник. Солнце уже встало, а, значит, пора бы просыпаться. Я потянулся, что есть сил, зевнул и посмотрел в окно. Птички летают и, наверное, поют песенки. Может, и мне спеть что-нибудь для своей любимой? А то я давно хотел устроить для нее романтический вечер. А если не вечер, то хотя бы утро. В общем, мы давно никуда вместе не ходили, а домашний «романтик» не вязался с тем, что я ей наобещал. О, какие это были обещания! Роскошный коттедж, пышная свадьба (в будущем, но надо было задумываться уже сейчас), много денег, моя карьера… Много чего еще я говорил. Размечтался – сказала бы она.

Я пошарил рукой в постели – никого. «Куда она подевалась?» – подумал я. И почему я раньше не заметил ее отсутствия? Она умеет, словно кошка, перебираться через мое нечуткое тело (а спит она у стенки), и так бесшумно, не разбудив меня, прокрадываться на кухню, где она красится или сидит в телефоне, если с утра не спится.

Резко вскочив с кровати, так, что у меня даже голова чуть не закружилась, я побежал к шкафу, чтобы накинуть на себя хоть что-нибудь из одежды – к утру, что необычно для этого района, стало как-то холодно, и я немного промерз.

Нашел халат и, не желая погружаться в поиски любимой футболки (она мягкая!), накинул его и пошел на кухню.

Там, да, сидела она – моя девушка, которую я сильно люблю. Ее спутанные с утра волосы игриво ложились на плечи; глаза, цвет которых я никогда не увижу, отчего мне становится тягостно от «проблемы», как ее всегда называли в семье, медленно скользят по экрану телефона, что-то нетерпеливо выискивая; тонкие руки или, нет, скорее – ручки, которыми она так нежно иногда ко мне прикасается. Весь вид ее тела, ее красоты, которой мне не хватает с утра, когда я просыпаюсь, вводит меня в гипноз.

– Привет, – говорю я и тянусь к ней, чтобы поцеловать.

– В таких случаях говорят «доброе утро», а не «привет». – Она по-прежнему сидит в телефоне и не обращает внимания на меня.

– Хм, не знаю. Я говорю, что первое приходит на ум. Но вот что точно определено: я хочу тебя поцеловать. – И опять тянусь к ней…

– А обязательно говорить это перед тем, как ты это сделаешь?

– А что не так? – Спрашиваю.

– Ну, взял бы и поцеловал. Зачем об этом заранее говорить?

– Это плохо? – Я сразу понял ее привычную игру: вопрос-ответ (она так меня обычно дразнит). – Просто можно подумать, что ты этого не хочешь.

– А я не говорила, что не хочу этого. Просто ты не слишком уверен в себе. Знаешь, надо понимать намеки девушек…

– Эх, вот ведь не повезло тебе! – С иронией проговариваю я. – Какой парень недогадливый…

– Ну ладно, целуй уже! – Сказала она, не улыбаясь.

И я поцеловал ее.

Потом подошел к чайнику, проверил, есть ли вода – а она есть, это хорошо, – и залил ее в кружку. Я привык пить по утрам только воду – и ничего больше. Ни кофе, ни чая, ни каких-либо других напитков. В остальном мои гастрономические предпочтения не выходят за рамки общечеловеческих, так сказать.