Халаты медиков – «белые». Этот цвет я могу отличить за его характерную особенность – он слишком яркий. Он заметен издалека. Поэтому все доктора для меня прямо сияют. Я направился к стойке регистрации, чтобы сообщить о своем прибытии. Того до смерти уставшего парня сменила молодая девушка (ну, парень тоже был молод, может, чуть старше меня), она сидела, закинув ножку на ножку, и с кем-то переписывалась. Когда подошел я, она сразу выпрямилась и стала вся во внимании.

– Здравствуйте. Я пришел к Елене Ф.

– Ах, да, – кокетливо ответила девушка. – Сейчас я позову доктора. Подождите пока вон там, – и она указала на диван, на котором я сидел ранее.

«Лена… Лена…» – думаю я. Не терпится увидеться с ней. Я не спал две ночи, думая о том, как она здесь. Ей больно.

Спустя время пришел врач. Без лишних церемоний, он сказал:

– Ее состояние стабильно, ей стало лучше. Поэтому вы можете посетить ее сегодня. И, – да, наверное, – с сегодняшнего дня ее можно будет посещать. Родственников мы также уведомили. Но о том, как навещать пациентку, вы должны договориться сами.

– Спасибо, доктор.

– Да не за что…

– А она может говорить? Или ей это запрещено, ну, из-за травмы головы? Скажите сразу…

– Нет. Она пока что без сознания.

Как это – без сознания? Неужели она еще не очнулась? Как же я тогда смогу поговорить с ней? Мне хочется сказать ей несколько ласковых слов, поддержать ее. Подержать за руку. Это так важно сейчас!

– То есть она еще не пришла в сознание? – задаю я глупый вопрос. Я прекрасно все расслышал, но уточнить в такие моменты всегда хочется. Будто сказанные слова могут быть целиком ослышкой, а не полной правдой.

– Да. Я ведь сказал, – ответил доктор.

– Понял. Где она?

– Я вас проведу. За мной.

И теперь он ведет меня по длинному и темному коридору без окон вглубь больницы. Вокруг – непривычная тишина. Если есть место в этом городе, где можно спрятаться от мира, то оно – здесь.

Я никогда не проникал в больницы настолько далеко. С детства рос здоровым парнем без каких-либо физических изъянов за исключением, пожалуй, только монохромазии. Но она у меня с рождения. И не причиняет дискомфорт. Поэтому познавать глубины больничного ада мне не приходилось.

Подошли к палате. Врач остановился и сказал:

– Ограничений по времени нет, но вы должны понимать, что вашей девушке нужен покой. Так что посещение должно быть в меру коротким.

– Спасибо, – благодарю я врача и открываю дверь. – Мне бы только увидеть ее.

– Как закончите, подойдете к регистратуре. Там отметитесь о посещении.

– Неужели так нужно делать каждый раз?

– Да. Считайте, что это – простая формальность. Отметки о посещении пациентов нужны для справки. Вы ведь понимаете, что некоторые личности чересчур активны в плане прикосновений… Так что нам необходимо составлять протоколы…

Не выдерживая дальнейшей беседы, я захожу. Еще раз благодарю доктора, стоя на пороге палаты. Он уходит.

Я закрываю дверь и тихо оборачиваюсь, будто боюсь упустить этот священный момент воссоединения с любимой. Она лежит на койке с закрытыми глазами – да, без сознания, как и говорил доктор. Я стою в нерешительности, вспоминая только что сказанные слова: «некоторые чересчур активны в прикосновениях». Что бы это могло значить? Я что, не могу даже потрогать свою девушку? Извините, но это – слишком. Хотя я понимаю, что нужно быть аккуратнее с человеком, перенесшим травму, но ведь хочется обнять, поцеловать… Да и как сказал он: «протоколы»! Будто мы и не в больнице вовсе, а в полиции.

Все-таки я подошел ближе. Ее неровное дыхание, ее спутанные в крови волосы неприятно действуют на нервы. Лена… ты ли это? Милое лицо улыбается мне даже во сне. Я легко прикасаюсь к ее руке. Теплая. Ее рука тепла, значит, все хорошо. Холод бы меня насторожил.