Жизнь и смерть Дмитрия Солунского Валентина Зайцева

Никакая часть этой публикации не может быть воспроизведена, распространена или передана в любой форме и любыми средствами, включая фотокопирование, запись или другие электронные, или механические методы, без предварительного письменного разрешения издателя.

История, имена, персонажи и происшествия, изображенные в этом романе, вымышлены. Никакая идентификация с реальными людьми, живыми или умершими, местами, зданиями и продуктами не предполагается и не должна подразумеваться.

Роман не предназначен для лиц моложе восемнадцати лет.

Эта книга охватывает некоторые очень тяжелые и противоречивые темы, которые могут содержать много триггеров. В ней нет счастливого конца, но есть финал, который приносит ясность.

Читатели, будьте осторожны… эта история не для всех.

Она мрачная, она грубая и она жестокая.

Но это история, которая заслуживает того, чтобы ее рассказали.

Я никто. Я ничто. И это никогда не изменится. Что изменится, так это жизнь.

Я определяю, как. И я определяю, когда. Я не определяю, почему.

Может быть, это ты. Или он. Или она.

Всегда будет решающий фактор.

Что-то или кто-то, что побуждает нас делать то, что мы делаем.

И иногда мы заходим слишком далеко. А иногда мы заходим за точку невозврата.

Где немыслимое становится мыслью.

Где невообразимое становится реальностью.

Вот чем стала моя реальность. Серия событий, которые все привели к этому моменту.

Момент, когда невообразимое станет не только мыслью, но и воспоминанием.

Воспоминание, которое навсегда останется и в вашей памяти.

Так же, как и серийный номер, выгравированный на этом оружии.

Говорят, что оружие не убивает людей. Люди убивают людей.

Чудовища, замаскированные под людей.

И они там, скрытые на виду, таящиеся в тенях. Так откуда же берутся эти чудовища?

Это в их ДНК? Являются ли они продуктом своего окружения?

Иногда чудовищ создают чудовища, но я не такой.

Вы смотрите на меня и видите чудовище, но я – выживший.

1996 год

«Солунский, к тебе пришел посетитель.»

Медленно закрыв книгу, которую я держал в руках, я посмотрел на надзирателя, стоящего у моей двери. Разорванная обложка порезала мой большой палец, прорезав кожу и оставив красный след. Я засунул палец в рот, высосав появившуюся из пореза кровь, смягчив кожу слюной. Надзиратель открыл дверь, прочищая горло. Его большая фигура стоит в дверном проеме, ожидая. Я поднимаюсь на ноги во весь рост и смотрю ему прямо в глаза.

Когда я протягиваю руки, он защелкивает металлические наручники на моих запястьях, затягивая их до щелчка. Присев на корточки, он делает то же самое с моими лодыжками и закрепляет их цепью, обернутой вокруг моей талии. Отступив назад, он держит дверь открытой, позволяя мне выйти вперед, и запирает за мной камеру.

Большинство надзирателей грубы и, как правило, тащат меня за собой, но он позволяет мне идти самому, пока я следую за ним мимо рядов других закрытых камер.

Петр хороший парень.

У нас есть взаимное уважение.

Я знаю, что, работая в этой тюрьме, он имеет дело с большим количеством дерьма, а иногда и с настоящим дерьмом. Каждый сидит в своей отдельной камере, но, каким-то образом, эти животные умудряются доставлять кучу проблем. Самое меньшее, что я могу сделать, это попытаться немного облегчить работу Петра.

Хотя я не могу сказать то же самое о других надзирателях. Если они будут издеваться надо мной, я дам им сдачи.

Он ведет меня через множество запертых дверей, все ближе и ближе к тому месту, где ждет мой посетитель. Это не неожиданный визит. Это запланированный визит, и я начинаю сомневаться, была ли это хорошая идея.

Когда мы заходим в комнату, я вижу ее раньше, чем она меня. Ее крошечная фигурка сидит за одним из больших металлических столов, она снимает очки и потирает переносицу. Она выглядит неуместно в своем платье с цветочным принтом и золотистыми волосами.

Полная противоположность этой унылой адской дыре.

Она снова надевает очки и заправляет волосы за уши.

Мы подходим к столу, и я привлекаю ее внимание, замечая, что она явно нервничает и чувствует себя неуютно. Читать людей – это то, в чем я стал довольно хорош.

Проведя много лет в тюрьме строгого режима, где содержатся преступники, совершившие одни из самых отвратительных преступлений, известных человечеству, вы узнаете, что нужно делать, чтобы выжить.

Добро пожаловать в тюрьму смертников.

Поглаживая руками бедра, она поднимается на ноги и протягивает мне свою изящную руку.

«Дмитрий Владимирович.» Ее голос мягкий и легкий. «Большое спасибо за встречу.»

Взяв ее крошечную ручку своими обеими руками, я слегка пожимаю ее, пока мои руки поглощают ее руку.

«Пожалуйста, зовите меня Дмитрием», – говорю я ей.

Большие зеленые глаза смотрят на меня из-под челки через очки в черной оправе. Она слегка улыбается, обнажая полоску прямых белых зубов.

Я сажусь напротив нее, пока Петр приковывает меня наручниками к столу. Я жду, пока она возится со своим диктофоном. Наконец, она настраивает его, и ставит на стол между нами. Схватив ручку, она прижимает кончик стержня к своему белому блокноту и поднимает глаза, обнаружив, что я наблюдаю за ней.

Она садится прямо, отводит плечи назад и пристально смотрит на меня.

«Прежде чем мы начнем, я хочу убедиться, что вы на сто процентов согласны с тем, что я возьму у вас интервью и запишу это.» Голос у нее нежный, но твердый.

Бросив на нее бесстрастный взгляд, я смотрю на нее в ответ. «Я бы не сидел здесь, если бы не был на сто процентов уверен в этом.»

Проходит мгновение, прежде чем она делает глубокий вдох.

«Тогда вы готовы начать?»

Часы на стене тикают, звук громко разносится по тихой комнате.

Я киваю один раз. «Если вы готовы, то я тоже», – говорю я.

Она слегка улыбается мне и быстро кивает, нажимая кнопку записи на маленьком устройстве.

«Это Елизавета Андреева берет интервью у Дмитрия Владимировича Солунского», – она делает паузу, ожидая моего одобрения. «Дмитрий, почему бы нам не начать с самого начала?»

Она хочет историю.

Мою историю.

И она ее получит, полностью.

А еще лучше, мы начнем с самого начала. Она понятия не имеет, какое путешествие ее ждет.

Это поездка с демонами, которая могла бы составить конкуренцию самому Дьяволу.

С поворотами и изгибами, от которых вам станет тошно.

Поездка, не похожая ни на одну другую.

Она наклоняет голову набок, тихо ожидая, когда я начну.

Ей лучше убедиться, что ее ремень безопасности застегнут как следует, потому что пути назад уже нет.

Глубоко вздохнув, я откидываюсь на спинку сиденья.

«Я не буду начинать с самого начала, потому что все началось, когда я впервые родился, когда два человека, которые дали мне жизнь, ненавидели меня больше, чем это было по-человечески возможно. Итак, мы вернемся в то время, когда мне было семь лет, в тот день, когда родился мой младший брат Александр, вот тогда все действительно началось…»

Дмитрий, 7 лет, 1974 год

Спрыгнув со ступенек автобуса, я застегиваю тонкое пальто, прежде чем выйти на холод. Двери автобуса быстро закрываются, и он уезжает, оставив меня в пыли. Я смотрю, как автобус едет по дороге, пока не исчезает из виду.

Улыбаясь про себя, я лезу в портфель и достаю дневник, в котором написана ярко-красной цифра «5». Это первая «5», которую я когда-либо получал на контрольной, и я не могу дождаться, чтобы вернуться домой и показать маме.

Камни хрустят под моими старыми, изношенными ботинками, когда я иду по гравийной дороге к нашему дому, а зимний воздух резко обдувает мое лицо, обжигая мои красные потрескавшиеся щеки.

Когда я подхожу к нашему дому, ржавого папиного УАЗика нет, но в каждом окне светится свет, значит дома кто-то есть. Деревянные ступеньки скрипят под моим весом, когда я взбегаю по ним и открываю входную дверь.

Я вбегаю внутрь, в гостиную, где воздух пропитан сигаретным дымом и резким запахом водки.

«Закрой чертову дверь», – кричит гнусавый голос с другой стороны комнаты. «На улице чертовски холодно.»

Закрыв дверь, я снимаю ботинки и чувствую грубый ковер на ногах через дырки в носках. Я бросаю портфель на пол и сбрасываю свое серое пальто, оставляя его на полу. Обернувшись, я вижу маму, сидящую на кресле и курящую сигарету, ее кофта задралась, обнажив ее беременный живот.

«Тебе обязательно оставлять все свое барахло повсюду?» – усмехается она, глядя на меня.

Я молча качаю головой. «Если бы у нас было куда его положить или повесить, я бы это сделал», – тихо отвечаю я.

Мне следовало держать рот закрытым.

Она тянется к полу, хватает свою стеклянную пепельницу и швыряет ее через всю комнату в меня. Пепельница задевает мое плечо, прежде чем оставить вмятину в стене. Я вскрикнул, быстро схватился рукой за плечо и поморщился.

«Ты тупой маленький щенок», – хихикает она, качая головой. Ее тонкие губы приподнимаются, обнажая гнилые зубы. «Я расскажу твоему папаше о тебе и твоем поганом рте.»

Я смотрю на часы на стене, но они сломаны. Мне не нужны часы, чтобы знать, что он скоро придет с работы.

Шаркая по ковру, я пошел на кухню, где пол застелен линолеумом, от чего под ногами стало холодно. Подойдя к раковине, я открыл кран и смотрел, как из него брызгает вода коричневого цвета, я подождал пока она станет чистой.

Я не стал брать кружку, а наклонился вперед и начал пить из чистой, ровной струи. Металлический привкус наполнил мой рот, когда я делал большие глотки холодной жидкости.