Я за свою жизнь слышал много песен на разных языках. Многие песни говорят о любви нелепой и несчастной. Многие выражают отчаяние и боль от жизни, от устоявшегося государственного порядка и рассказывают нужды людей, их несчастья и надежды. Многие посвящены детству, матери, иногда отцу, иногда предкам и дружбе. Иногда и скорой смерти. Много есть колыбельных. Есть у многих авторов привычка писать песни, описывающие прошедшую или проходящую юность. Диапазон большой. Однако я точно знаю, что нет ни одной песни, посвященной странным и тихим мамам. А ведь мы, по крайней мере, у себя в России, а когда-то и в СССР, живя в крупных городах в 80-е годы прошлого века, были окружены такими тихими странными мамами.

Подростки – существа довольно брезгливые, и мне было, конечно, неудобно, что она подходит ко мне и что-то чуть замедленно мне говорит и не видит со стороны как будто всей своей нелепости (почему потом некоторые служительницы литературных музеев производили на меня такое же впечатление, не знаю). А вся ее нелепость была в том, что штаны на ней сидели как-то неуютно, косо, как будто взяла она их у какого-то незнакомого мужчины и переодела их наскоро, перед тем, как прийти к нам в школу. Казалось, что они на ней вот-вот разойдутся, лопнут, а она как будто этого не видела. Она убеждала меня, что я должен подружиться с ее сыном, а я стоял застывший. А больше я был застывший от того, что она вот так вот выглядела, и от того, что она как-то тихо и очень нелепо и еле понятно просила меня подружиться со своим сыном, который учился в параллельном классе.

И больше всего меня смущало то, как она все это высказывает, и еще то, что она говорит со мной, пока я на дежурстве и должен стоять как истукан на лестничной площадке у какой-то ниши и молчать. Вот так вот мне повезло!

А тогда ведь я еще комплексовал, что у меня внешне не очень красивая тетя: вытянутое лицо, большие глаза, я даже извинялся перед одним одноклассником, хотя в тот же вечер вспомнил, что у него такая же некрасивая мать. Не очень красивые, не уверенные в себе, тихие странные мамы окружали нас, а у меня была не очень уверенная в себе, веселая, невзрачная, прекрасная, несчастная моя тетушка. Лешка тогда пришел со мной в первый раз в гости к дедушке и к ней (они вместе годами делили двухкомнатный красивый закуток коммуналки над Таврическим садом), и я как-то коряво и длинно-мудро извинялся перед ним, а он все не мог понять, в чем я перед ним извиняюсь. А извинялся я перед ним только в том, что у меня такая красивая мама и такая не очень привлекательная тетя.

Вспоминая лица моей тети и Лешкиной мамы, я теперь понимаю, что у них обеих была проблема со щитовидкой. Тетя моя была бездетной, это было связано с тем, что она родилась во время войны. О, эти бездетные болезненные женщины! О, эти влюбленные в своих сыновей косноязычные тихие матери.

Мы подружились с сыном той самой тихой мамы всего лишь через год. У него было нормально все с одеждой, сидела она на нем вполне прилично, и штаны и пиджак. К маме его я привык, у нее были небольшие задержки речи, она была немного глуховата. Прекрасные котлеты – вот, что она умела делать.

Мы до сих пор общаемся. Он пристрастился когда-то к алкоголю, у него второй брак – подобный диагноз можно поставить многим людям моего поколения. И вдруг я вспомнил, как мы таскали в школе шкафы, а он стащил с себя галстук и спрятал в карман, сжав в комок, а я подумал: «Как неряшливо!» Сколько же раз я позже проявлял подобную неряшливость! Правда, галстуки я никогда не комкал.