А еще зеркало вроде как выпивает душу, а там была вся стена зеркальная.
Важные и неважные авторы
Я мог бы долго и уверенно рассказывать про одного занудного и милого француза, которого я однажды видел в жизни. Одного француза, который любил только двух авторов – Виктора Гюго и Жака Превера. Уютно-невысокий, с задумчивыми детскими губами. Но поскольку он был профессор Сорбонны Третьей и голосовал за социалистов, тут налицо явная профессиональная болезнь университетских европейцев – специализация. В Сорбонне встречались люди разной национальности: от румынов, турков и русских до греков и, конечно же, французы. И порой люди весьма примечательные. Но я не о них вообще-то…
Нет, я совсем не о них хочу рассказать, я скорее хочу просто высказаться. Предмет моего высказывания – это восемнадцать второстепенных авторов мировой литературы. Хотя, по правде говоря, когда-то они не были для меня второстепенными. Я, может быть, даже такой градации не устанавливал в юности и не думал еще о градациях, а вот потом они уже второстепенными стали. Или скорее так – они стали для меня авторами второго ряда.
Речь пойдет не о поэтах, а только о прозаиках. Про поэтов разговор особый. А поскольку проза чаще всего лишь комментарий к великим стихам, как сказал один хороший прозаик, не всеми теперь любимый, недурно шутивший, ну и Бог нам в помощь, а ему Царствие Небесное… а нам лишь покороче или позавлекательней писали чтобы, мы такие.
Так вот, поскольку о поэтах разговор особый, из них некоторые с нами всю жизнь, а иные приходят и уходят, вспыхивая как звездочка на небе сквозь лесные ветки: от кого стихотворение остается, от кого поэма, и это как воспоминание о мгновении радости или же грусти на какой-то утлой скамейке, когда раскачивалось пространство вокруг и нас несло в дали света и воздуха, где парили мачты кораблей и рисовались островерхие крыши резных теремов, и расстилался простор скатертью-самобранкой… но нет, давайте о прозаиках.
О, как я любил этих писателей в детстве! Как, сказать по правде, люблю их и до сих пор, но урывками и смутно. Первый из них Роберт Льюис Стивенсон. Как только я прочитал его «Остров Сокровищ», фактически на следующий день меня вежливо и аккуратно, попытались завербовать в мир кино. Поймали меня на концерте в государственной Капелле города Ленинграда, рядом со мной был дедушка. Поймали меня, правда, не за руку, поймали меня на крючок. Меня пригласили явиться на «Ленфильм», на предмет проб, чтобы решить, достоин ли я сняться в фильме «Остров Сокровищ».
И сразу же мне предложили роль Джима Хоккинса, то есть главного героя повести. Я рос в театре, артистов с детства видел на сцене и за кулисами и отлично понимал, что пираты будут дяди из театров, и все равно как-то захлестнуло в груди сердце: я-то, я-то буду настоящий Джим на настоящем пиратском корабле, свистать всех наверх и отдать швартовы! Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо и бутылка рому! Я стану этим самым сентиментальным, умным, проницательным мальчишкой, который почти ничего не боится!..
И ничего-то из этого не вышло. Я приехал на «Ленфильм», мне сказали, что на роль Джима Хоккинса назначен Федя Стуков – это такой известный тогда мальчик-артист был, рыжий мальчик с веснушками. Я долго удивлялся: «Зачем же надо было звать меня на «Ленфильм», когда известный на всю страну мальчик, звезда кино, уже назначен на роль самого проницательного мальчишки на свете».
Что касается «Робинзона Крузо», его я дочитывал между уроком физкультуры и уроком математики, это была библиотечная книга, она была заклеена и переклеена со всех сторон клейкой лентой, и надо было в конце концов сдать ее в библиотеку. Честно вам скажу, книга эта никогда меня особо не потрясала, мне всегда казалось, что в Робинзоне сосредоточены все лучшие качества находчивого советского туриста, который пошел в поход, не боится диких зверей, может развести костер при любой погоде, всегда имеет при себе все необходимое от консервного ножа до ацетиленовой горелки, словом, как капитан Врунгель или одноногий капитан Чарли Блэк из наших детских сказок, только там они все время кому-то приходят на помощь, а Робинзон занят помощью самому себе…